Ильгиз Хабибянов - Ярмо для жулика

- Мы че, разве плохое говорим? - возмутился Стэц, но его прервал Риббентроп, окликнувший Повара:

- Тебя дубаки кличут, говорят, жена на свиданку приехала.

- Спасибо, Риббентроп, за хорошую весть,- ответил Повар,- с меня причитается.

Семья разразилась хохотом, отпустив в адрес Повара Массу шуток, на что тот махнул рукой и пошел на выход.

Тем временем Гюль-Пе-Пе, бросив на вахте мандат о разрешении свидания со всеми резолюциями, а также паспорт, подверглась обыску, который учиняли здесь две женщины в званиях сержантов, специально поставленные для осмотра слабого пола.

Одна из них, открыв паспорт, обратилась к Гюль-Пе-Пе:

- Бабушка будете или мать?

Гюль-Пе-Пе, возмущенно подняв брови и тряся полусогнутой с оттопыренными указательным и мизинцем рукой, выпустила на нее лагерную трехэтажную брань:

- Яка бабушка?! Яка мать?! Разверни ксиву, овца позорная, там чекуха! Жена законна! Пенелопа ты облевана, на себя посмотри...

- Поварова! - прервал ее хозяин, вышедший на вахту.- Прекратите скандал, иначе свидание не разрешу.

- Все, все, начальник, молчу,- ответила ему Гюль-Пе-Пе, одарив его улыбкой и засветив при этом два единственных своих зуба, отчего тому, как и прокурору по надзору, стало не по себе, и хозяин, сморщившись, сказал:

- Поварову можно только позавидовать.

- А как же? Конечно, позавидовать, где сейчас еще такую верную найдешь? - ответила Гюль-Пе-Пе.

Начальник колонии не слышал, о чем она говорила, так как, пройдя через вахту, вошел в зону, а Гюль-Пе-Пе все распиналась, описывая нынешних жен арестантов.

Повар развязной походкой с гордо поднятой головой вошел во дворик, где сидело более десяти посетителей, беседуя и угощая вольными продуктами своих родственников, отбывавших наказание.

Гюль-Пе-Пе сидела на третьей скамейке в левом ряду, положив две авоськи на колени и держа их за ручки в полуприподнятом положении. Во рту у нее тлел чинарик папиросы "Беломорканал".

Повар, как будто не замечая, прошел мимо нее своей разгильдяйской походкой, и, пройдя в конец дворика, повернулся, не глядя на нее, пошел в обратном направлении.

Глаза Гюль-Пе-Пе заморгали то ли от дыма, который шел из окурка, то ли от недоумения, понять было трудно.

Присутствовавшие, как посетители с арестантами, так и блюстители закона с любопытством наблюдали за этой женщиной. Повар, проходя мимо своей супруги, резко остановился, повернувшись к ней, и спросил:

- А ты что здесь делаешь?

Гюль-Пе-Пе, старая волчица, которая отсидела немало сроков и, разумеется, за словом в карман не лезла, тут растерялась, открыв рот, отчего окурок выпал изо рта и прожег подол платья. После недолгой паузы она, бросив авоськи, развела руками и выпалила:

- М... тебе привезла!!!

Наблюдавшие разом взорвались от смеха, хватаясь за животы. Из единственного окна со стороны зоны показались головы арестантов, всем было интересно посмотреть на супругу Повара. Это был финиш. Зона загудела, перетирая этот оригинальный случай.

Повар же, отлично отдохнув, попив и покурив вдоволь в таком славном обществе Гюль-Пе-Пе, по истечении трех суток вернулся в барак, где его с колкими шутками встретила семья.

- Ну, как девочка, огонь? - спросил Жиган. Разгуляй сказал:

- Я бы много отдал, чтобы увидеть, как ты там ее...

- Короче! - перебил их Повар.- Валим на промку.

- Да сейчас лакалка закрыта,- сказал Стэц.

- Пойдем, да, кстати, отраву взяли?

- У цирюльника заныкали,- ответил Разгуляй.

- И сколько? - спросил Повар.

- Килограмм пять-шесть, не взвешивали.

- Добро, Гюль-Пе-Пе еще полкило ханки подгонит.

- Сколько?! - удивленно спросил Стэц.

- Пятьсот грамм.

- А что она сразу вместе с анашой не перекинула?

- Груз ценный, и поэтому решила кидать только тогда, когда я сам буду на фонаре,- ответил Повар.

- Вот это да! Вот, да Гюль-Пе-Пе! Дай бог ей двести лет прожить! - воскликнул восторженный Жиган.

Спустя сорок минут семья влезла на крышу цеха в промышленной зоне, где на фонаре собралось десятка два арестантов, наблюдая за тем, как на воле разминается крепко сложенная широкоплечая девица в спортивном костюме, лет двадцати пяти. На голове у нее была повязана голубая лента, которая развевалась на ветру, когда она разгибалась, закрывая руки. Гюль-Пе-Пе стояла в окружении трех молодых девиц немного поодаль, облокотившись о мотоцикл марки "Ява", которых там было ровно пять, как и женщин.

- Она что у тебя, рокер что ли? - спросил Жиган.

- А как же, не халам-балам, Гюль-Пе-Пе все дела кнокает,- ответил Повар.

- Да. Крутая подруга,- протянул Стэц. Гюль-Пе-Пе, увидев Повара, подняла руку, толпа на фонаре на минуту переключила свое внимание в сторону семьи одесситов.

Повар, также помахав ей рукой, крикнул:

- Огонь!

Гюль-Пе-Пе что-то сказала девице, делавшей гимнастику, и та, кивнув ей головой, взяла с земли сверток и, немного отойдя, разбежавшись, бросила его на территорию зоны. Груз пролетел высоко над головами осужденных и, ударившись о вентиляционную трубу, упал на крышу.

- Ого?! - удивленно сказал Разгуляй.- Мощная Девочка.

- Это шнырь моей Гюль-Пе-Пе, она в прошлом чемпион Европы по метанию копья,- сказал самодовольно Повар.

Вслед за первым свертком перелетели еще два, после чего Гюль-Пе-Пе, заведя мотоцикл, помахала Повару Рукой и, отъехав, развернулась. Девчата также выехали ^ ней и встали, выжав сцепление и крутя ручку газа, сзади нее.

Гюль-Пе-Пе застегнула шлем, прикурила окурок и, помахав еще раз рукой, плавно отпустила сцепление, одновременно выжав газ, от чего мотоцикл, проехав метров, пять на заднем колесе, устремился, набирая скорость, вперед по пыльной дороге. Девчата в ряд, как на демонстрации новой техники, одновременно изображали то же самое.

Арестанты были немного удивлены. В этот день было много пищи для разговоров.

Риббентроп громко стучал о тумбочку шваброй, моя полы в бараке. Остановившись, он посмотрел на Жигана и спросил:

- В Газли землетрясение, слыхал?

- Нет, а что?

- Его сделал я!

Арестанты, резко навострив уши, собрались поближе, это было что-то новое, и всем было интересно, что выкинет Кустов.

- И зачем ты это сделал? - спросил Жиган.

- На свободе я там работал строителем, штукатурил, кирпичи клал, одним словом, все Газли построил. А теперь скоро на свободу выходить, работы нет, вот я и решил землетрясение сделать.

- Что ты гонишь, Риббентроп, тебе же еще три года пыхтеть,- сказал Жиган.

- Ты, Коля, забыл, а я ведь в войну ротой огнеметчиков командовал. А скоро амнистия в честь сорокалетия победы, вот так-то,- сказал Кустов и принялся за прерванную работу.

Арестанты посидели минутку и, решив, что дальше ничего интересного не будет, с улыбками и прибаутками разошлись. Повар же, подождав, пока все уйдут, подозвал Кустова: