Irene - Эфффект линзы

Несмотря на то, что после бара мне уже не было холодно, от неожиданности я почувствовал явный дискомфорт, будто меня за секунду опустили в ледяную ванну и вытащили назад на улицу.

Подошел поближе.

Вика не шелохнулась.

— Долго тут стоишь?

На ее лице застыло такое строгое выражение лица, будто это я поджидал ее около дома.

— Часа два. Не помню…

В свете фонаря я заметил, что ее нос и щеки покраснели от небольшого морозца, наметившегося к вечеру.

— Кирилл Петрович, я только хотела сказать… — Ольшанская скользнула мимолетным взглядом по моему лицу, жалобно поморщившись, и прошептала: — Простите меня, пожалуйста. Ну, я такая сумасшедшая… я не знаю… ну, просто… у меня слов нет…

Она всхлипнула, я вздрогнул. Только не слезы! Ну, что же делать с такой неуравновешенностью?..

— Да ладно, ничего страшного. Я же понимаю, что ты просто испугалась…

Вика приложила ладонь ко лбу, будто проверяя сама у себя температуру. Потом сделала несколько глубоких вздохов и, немного успокоившись, продолжила, дрожа всем телом:

— Вы простите, пожалуйста! Ну, я же давно с этой темой мучаюсь… и не могла никому рассказать, даже маме… Решила, дура, дневник вести… написала страницу… и выбросила… А малой подобрал, оказывается… и молчал, гаденыш, а потом… В общем, вы тут совсем ни при чем, а я вас… И самое ужасное — уже было такое… Мне так стыдно! Просто сдохнуть хочется от стыда, как вспомню!

— Перестань.

— Нет! — Вика отчаянно замотала головой, и я слегка улыбнулся, наблюдая, как залихватски растрепалась ее и без того странная неровная прическа. — Нет! Я очень хочу, чтоб вы перестали на меня злиться!

— Я же сказал: не злюсь. А теперь извини, хочу домой. Еле держусь на ногах… Длинный и тяжелый день был…

Она понимающе закивала, но, тем не менее, от двери не отошла.

— Что-то мы с вами по ночам говорим все время…

Я кивнул.

— Ну, я уже пойду… Я такая дура, ужас…

Я кивнул еще раз, понимая, что этот жест — просто следствие безумной усталости, а не согласие.

— Я всегда все порчу…

— Вика…

— Нет, правда… Вот я такая глупая и странная…

— Я смотрю, все прочитанные книжки о повышении самооценки канули в Лету…

— … и всегда все порчу… Наверное, поэтому у меня в жизни нет того, что я хочу…

— Да ты сначала реши, что бы ты хотела видеть в своей жизни…

— Тебя.

Она шепнула это так тихо — я решил, что мне послышалось. В следующую секунду наши взгляды внезапно пересеклись, впервые за те несколько минут странной бессвязной беседы, и я почувствовал нечто совершенно неожиданное. Это был мощный моментный толчок откуда-то из глубины груди.

Я не успел осознать, что делаю. Просто притянул ее к себе и поцеловал. За пару мгновений рухнул весь мой мир — со всеми его запретами, строгими разговорами с Верой Михайловной, моральными дилеммами, должностью школьного психолога и тому подобное… Я почувствовал, что Вика, вначале шокированная и покорная, вдруг прижалась ко мне сильнее, внезапно ответив с воистину ошеломляющей страстью. Ее руки оплели мою шею, и это прикосновение резко отрезвило меня. В ту же секунду я заставил себя оторваться от нее. Мы одновременно отступили друг от друга. Я наконец услышал стук собственного сердца, да так громко, что оно едва не оглушило меня.

Я все еще чувствовал вкус ее мягких, теплых, несмотря на мороз, губ. Черт, похоже, я буду чувствовать его вечно!

Вика будто потеряла дар речи, но выглядела только удивленной, не испуганной.

В отличие от меня.

Я молча рванул на себя дверь, мгновенно заперев ее на замок, и взлетел на свой этаж так быстро, что сам не ожидал. Миг спустя услышал гулкие удары по железу.

— Кирилл Петрович! Кирилл!..

Раздался легкий скрежет, она заглянула в проем для писем.

Меня била мелкая дрожь, а ноги все еще были ватными от взрывоопасной смеси страха и возбуждения, но я наконец очутился дома и без сил привалился к двери своей квартиры.

Что я наделал…

Это ведь был ПОЦЕЛУЙ.

Не невинный, не шуточный. Самый что ни на есть «всамделишный». Страстный, с обрывом дыхания, с какой-то сумасшедшей радостью и волной дикого, неконтролируемого желания…

Что я наделал… Еще и сигарет теперь у меня нет…

Я услышал, как в кармане запиликал телефон. Было по-настоящему страшно смотреть на дисплей.

«И ты думаешь, я усну после такого?!»

О, Господи, если бы я знал, что тебе ответить, Вика…

Я точно не понял, что разбудило меня первым — ослепительный солнечный свет, прорвавшийся сквозь небольшую щелочку в гардине как раз к моему лицу, или мысль, что в то время, когда я должен просыпаться на работу, такого света быть не может.

Одеяло отчаянно не хотело отпускать меня в холодное пространство квартиры, но я вскочил как ошпаренный и едва не ударился головой о край полочки около кровати. Черт! Нет, это просто невероятно!

На часах — 10:30.

ЧЕ-Е-ЕРТ!

Нещадно ломило затылок, а в том месте, где, по идее, должен находиться желудок, чувствовалась отвратительная тяжесть. Я поневоле задумался, смогу ли вообще пережить сегодняшний день.

Потому что, кроме неприятного похмелья от плохой выпивки, было еще одно жуткое обстоятельство. Сегодня была пятница. И это значит, что Вика непременно придет в мой кабинет к двум часам.

Впрочем, после вчерашнего она пришла бы в любом случае, будь сегодня хоть воскресенье. По крайней мере, ей точно захочется услышать более-менее членораздельное объяснение тому, что произошло. Равно как и моему позорному побегу.

Блин…

Я был пьян и поцеловал школьницу. Мою подопечную.

Ужас!

… Как ни странно, никто не собирался искать меня с собаками. Алла Ивановна ушла на больничный, моя «наставница» Вера Михайловна была так занята приближающейся итоговой контрольной и толпой учеников, собравшихся сдавать «хвосты», что вовсе не обратила на меня внимания в учительской. В общем, я беззвучной тенью прошмыгнул к себе в кабинет, намешал огромную бадью кофе и улегся на свой продавленный диванчик, намереваясь придумать, как мне не провалиться куда-то еще ниже подвала, когда Вика все-таки зайдет сюда после обеда.

Так и сам не заметил, как не просто расслабился, а уснул под уже привычные для уха родные школьные звуки — крики во дворе, топот на лестнице, грохот посуды в столовой внизу… Сон был почти незаметным, как иногда бывает в поезде, и я мгновенно очнулся, услышав робкий стук в дверь.

На часах было без пяти два.

Стараясь убедить себя, что вовсе не боюсь, зажмурился и крикнул: «Войдите!».

В комнату просунул голову Сдобников. Я с облегчением выдохнул.

— А, это ты?..

Витя вопросительно поднял брови. Какой дурацкий вопрос… Я укоризненно покачал головой сам себе и кивком пригласил его переместиться в кабинет целиком.