Irene - Эфффект линзы

— Думал, вы курить пойдете…

— Я бросил.

— Че, правда? — Он ухмыльнулся, недоверчиво прищурившись. — Странно… Ну, ладно. В общем, хотел сказать — я узнал, с кем тусил Леха перед… ну… — он замялся и спрятал руки в карманы джинсов. — Это действительно готы. Но их тут мало, а после Лехиной смерти их менты немного прижали. И сейчас встретиться с ними, по-моему, нереально.

Я задумчиво потер подбородок.

— А что, в милиции разве выяснили, что Литвиненко общался с готами?

Сдобников неопределенно покрутил рукой.

— Ну, вы же знаете, как оно бывает… Если странное преступление, ищут местных фриков. И прессуют их всех без разбора — разгоняют толпу, иногда даже забирают в участок и бьют, пока кто-то не сознается…

— Понятно… А что насчет той девочки?

— Которая на кладбище? — Витя шмыгнул носом. — Ну, вроде пацаны говорили, что она по Лехе сохла давно. И их пару раз видели вместе. Наверное, это она его в толпу ту и привела. Но там была какая-то мутная история с их главным… ну, или как там он у них называется, жрец? — Сдобников коротко хохотнул. — Короче, я узнал, что смог. Единственное, что еще могу сделать, — это свести вас с пацанчиком, который с ними частенько бродит. Правда, надо будет немного подождать, мне придется его уговаривать. Но сразу говорю: они не станут психологу ниче рассказывать. Это дохлый номер.

Я скептически ухмыльнулся. Ну, надевать костюм и галстук, чтоб поговорить с готами, вовсе не обязательно.

Н-да, похоже, намечается кое-что интересное! Пожал Сдобникову руку и проводил до дверей. Как только он ушел, я бросил быстрый взгляд на настенные часы и торжествующе улыбнулся — два пятнадцать. Вики нет. А она никогда не опаздывает.

Облегчение мое было недолгим. Усевшись за стол, я вдруг почувствовал легкий холод тревоги, пробежавший по плечам и спине. А если она обиделась? Что, если она считает, что я сделал это специально? Опустил голову на согнутые руки. Радовало одно — хотя бы перестала болеть голова.

В ту секунду, когда я вдруг уловил странный аромат среди привычных запахов тонн старой бумаги и кофе, то понял, что ошибался. Резко вскинув голову, я вздрогнул от неожиданности, потому что моя мучительница стояла, заведя руки за спину и загадочно улыбаясь, прямо перед моим столом.

— Я не слышал, как ты вошла… — наверное, цвет моих щек стал медленно превращаться в пылающе-алый.

— Напугала?

Хм… Мне было трудно на это ответить. Скорее, поразила. Я смотрел на нее, не мигая, неприлично долго. Как такое возможно? Чтобы человек преобразился так буквально за ночь… В ней все — все! — было решительно другим, начиная от этого странного, не сказать, что плохого, но какого-то чужого аромата, и заканчивая аккуратно уложенными упругими кудрями на голове, что делало ее похожей на одуванчик. Вика сменила даже свой привычный джинсовый наряд на облегающее темно-красное короткое платье. Я нервно сглотнул.

— Что? — Вика засмеялась. — Не идет мне, да?

Я помотал головой, все еще не в состоянии избавиться от глупого изумленного выражения лица. Когда же я смогу нормально разговаривать?!

— Не то. Просто… это не ты…

— Ладно, — Ольшанская обиженно поджала губы и уселась на край моего стола. — Чего это ты мне кофе не предлагаешь?

Я медленно поднялся с кресла, сложив руки на груди. Наши взгляды упрямо не хотели расходиться, будто мы не виделись тысячу лет и теперь стремились во что бы то ни стало запомнить мельчайшие изменения в лицах друг друга.

— Вика, во-первых, не стоит называть меня на «ты». Во-вторых, давай ты пересядешь с моего стола на диван. А, в-третьих, я сейчас все объясню…

Я заметил, как она насторожено прищурилась, заранее приготовившись возражать мне. Но потом все же расправила плечи, отвернувшись в сторону, и хмыкнула.

— Ну, конечно. Вы, Кирилл Петрович, можете вести себя со мной как угодно… Это только я у нас бесправна и покорна.

Как же хотелось легонько коснуться ее подбородка и заставить посмотреть в глаза! Но меня сковывал неодолимый страх — каждое прикосновение к ней могло произвести абсолютно непредсказуемый эффект.

— Вик, насчет вчера… Прости меня. Я не знаю, что на меня нашло, помутнение какое-то… Ну, пойми, я же живой человек… и я тоже имею право на ошибку…

Мгновение — и глаза Вики стали удивленно-гневными, сияющими, пронзительно синими, как перед тем, как она ударила меня.

— Ошибку?

— Ну… да. То, что случилось, — просто большая ошибка.

— Ага. Значит, вы хотели поцеловать кого-то другого, но поцеловали меня?

— Хм… не в том дело… я вообще никого не хотел целовать…

— Не хотели, но поцеловали… Еще как поцеловали, у меня аж…

— Стоп! — Я отчаянно замотал головой. — Пожалуйста! Так получилось… Мне очень неловко…

Взгляд Вики, как мне показалось сначала, в ту секунду ничего не выражал, но потом вдруг стал мягким, обволакивающим. Ее глаза улыбнулись, будто бы тайком, проверяя, замечу ли я. Она пожала плечами и опять отвернулась от меня.

— Значит, я так плохо целуюсь, что вы даже не хотите об этом вспоминать?..

Я уже был готов решительно согласиться, но потом до меня дошло, что именно она сказала.

— Да при чем тут ты… Ну объяснил же — был немного не в себе.

— То есть, в принципе, вам понравилось?.. — Хоть я и не видел ее глаз, мне показалось, я буквально чувствую озорной огонек, вспыхнувший где-то внутри нее.

— Ну да… То есть… Вика! Я ведь говорю: обыкновенная ошибка!

— По-моему, кто-то совсем заврался, — она вдруг прыснула смехом, с удовольствием наблюдая, как я продолжаю безнадежно краснеть. Вдруг меня порядком разозлило то, что мои переживания кому-то кажутся смешными.

— Прекрати немедленно, иначе…

Наверное, интонация показалась ей слишком грубой, смех мгновенно оборвался, а Вика наконец вскинула на меня серьезный и исполненный искренней горечи взгляд.

— Нет, это вы прекратите! Не могу больше слушать все это… Ошибка — это когда вместо соли сыпешь в суп сахар! А то, что вчера было — никакая не ошибка, потому что вам этого хотелось! Давно! И если бы все вернуть назад, вы поцеловали бы меня еще раз. И еще, и еще… Чего тут стесняться — это был нормальный мужской поступок!

Я покачал головой. Как объяснить, что как раз то, что я поступил в той ситуации просто как мужчина, теперь и мучает меня больше всего? Сколько бы ни смеялся над собственной профессией, ее правила, ее специфическую этику придумывали неглупые люди. Я не имел права видеть в Вике кого-то другого, кроме человека, которому требуется моя профессиональная помощь.

— Уходи.

— У меня, вообще-то, сейчас консультация!

— Закончим на этом. Мне больше нечего тебе сказать.

— Вообще-то, это должен решать клиент…

— Ты мне не клиент, Вика. Ты же видишь… ничего не получается.