Irene - Эфффект линзы

Я внимательно следил из окна кабинета за неиссякающим потоком учеников, как обычно шествующих в школу. Младшие толкали друг друга, смеялись, бегали и даже падали, старшеклассники плелись еле-еле, часто сворачивая за угол в «курилку», не дойдя до входа в школу каких-нибудь три метра. Я напряженно вглядывался в их лица. Черт, ну где же она… Неужели не придет?..

Телефон на столе вдруг издал пронзительную трель. Я вздрогнул и рывком сорвал трубку.

— Кирилл Петрович, зайдите ко мне. Немедленно.

Я едва успел распознать голос Аллы Ивановны за этой суровой холодной интонацией, как в мое ухо застучали короткие гудки. Объятый неприятным предчувствием, я закрыл кабинет и отправился к директору.

— Ну, наконец, явился!

Я замер на пороге, пытаясь сообразить, что происходит. Прямо надо мной, уперев кулаки в необъятные бока, навис огромных размеров мужик, который практически заслонил собою всю комнату. Его везде было так много, что я, уж совсем не мелкий, почувствовал себя маковым зернышком. Прошмыгнув внутрь, я удивленно уставился на Аллу Ивановну, пытаясь не замечать прожигающего взгляда незнакомца.

— Кирилл Петрович, я бы вас попросила… как-то прокомментировать… хм… это, — она указала глазами в другой угол, где, угрюмо свесив голову на грудь, восседал Дима Гуць.

— Ага, пусть прокомментирует! Скотина!

— Иван Аркадьевич, давайте успокоимся, — властно произнесла директриса. — Итак?

— Вот если бы Вашего ребенка избил бы какой-то здоровый лоб… я бы посмотрел, как вы успокоитесь! Это же просто ни в какие ворота!.. Как вообще таких к детям пускаете?!

Я не слышал, о чем они спорили дальше, потому что в этот момент Гуць поднял на меня мрачный взгляд исподлобья. На его скуле была свежая ссадина, а под левым глазом красовался впечатляющих размеров синяк. Я изумленно разглядывал его лицо.

— Погодите-ка… Что все это значит?

Алла Ивановна и отец потерпевшего одновременно замолчали, сверля меня возмущенными взглядами.

— Иван Аркадьевич считает, что вы вчера избили его сына.

— Я не считаю! Не считаю! Я это заявляю! И я пойду, куда там надо… где там у вас начальство сидит… я этого так не оставлю! Это же беспредел!

Я презрительно ухмыльнулся.

— Дима, где это ты так отметился?

Он молчал, отвернувшись к окну.

— Я отцу все рассказал.

— Не-е-ет, ты теперь и мне расскажи! И Алле Ивановне! — Я скрестил руки на груди. — Что это за выдумки?!

Гуць-старший (а это, как я понял, был именно он) беспокойно закрутился на месте, порываясь вскочить и силой вытрясти из меня признание в издевательствах над несчастным ребенком. Я на всякий случай отступил от него на максимально возможное расстояние.

— Какие еще выдумки?!! Мой сын не врет! Он не стал бы врать о таком! — Щеки отца побагровели от гнева.

— Неужели? — я изо всех сил старался казаться спокойным, хотя его бешенство, как вирус, уже перебросилось и на меня. — Так чего ж ваш сынок молчит сейчас? Дима, и за что я тебя так «избил»? Раз уж ты настаиваешь, что это был я…

— Откуда мне знать! Я вас не трогал!

Ого, младший Гуць осмелел! Я заметил, как в кабинет осторожно протиснулась Вера Михайловна. Ее укоризненный взгляд теперь буравил мой затылок.

— Вот оно, чему у нас в школе учат! Вот! — Папаша в который раз вскочил со своего места и направил на меня обвиняющий перст. — Допускают же таких к детям! А потом мы удивляемся, что их калечат!

Как я ни старался, спокойным остаться не удалось. Я развернулся к нему и прошипел:

— Уважению к женщине и защите слабых должны учить родители. Если родители этому не научили, школа ничем не поможет! Я не бил Вашего сына. Остальное пусть объяснит он.

Я вышел из кабинета, оставив их в полном недоумении. Через пару секунд за мной бодро засеменила Вера Михайловна.

— Кирилл! Ну что ты делаешь? Тебя ведь уволят!

— Увольняйте! — я резко остановился, едва не сбив ее с ног. — Что я им докажу? Что не бил его? Или объясню, что нельзя оскорблять девушку?

Лицо Веры Михайловны приобрело странное подозрительное выражение, и я сразу почувствовал себя проколовшимся на мелочи преступником.

— Это из-за Ольшанской? — Завуч схватила меня за рукав. — Нет, ты не убегай, ответь мне!

— Это из-за того, что Гуць — невоспитанный маленький придурок. Но даже поэтому я не стал бы его бить. Мы просто поговорили.

— Кирилл! — Вера Михайловна требовательно сжала губы. — Ты ведь не выслушал меня тогда. Наорал… А я ведь хотела дать тебе совет.

Как же я ненавижу, когда мне дают советы! Я молча смерил ее взглядом, ожидая неизбежного и крайне важного воспитательного «вливания».

— Может быть, Вике и нужна помощь психолога. Но я бы не советовала тебе заниматься этим самому. Я видела, как тебя трясло перед той консультацией. Прямо… как перед первым свиданием… Мне кажется, ты сам не осознаешь, как на нее смотришь…

Начинается…

— Как?.. — Тихо прорычал я.

— С вожделением!

Она возмущенно округлила глаза и стала похожа на сову из мультика. Я отрицательно покачал головой, намереваясь как можно быстрее свернуть этот дурацкий разговор.

— Вы уж простите, Вера Михайловна, но вам это точно кажется. Вике нужна помощь — и я делаю свою работу. Не стоит выдумывать что-то еще. Я прекрасно осознаю, кто я и кто такая Ольшанская.

— Хорошо, если так, — завуч тяжело вздохнула, как мать, которую не понимает великовозрастный ребенок. — Но, знаешь, когда я узнала, что происшествие с Гуцем связано с Викой, меня это абсолютно не удивило. Впрочем, в этой ситуации нет ничего странного: ты — молодой парень, у тебя не так много опыта в общении со школьниками, а она — симпатичная девочка…

— Спасибо вам за заботу, — выдохнул я. — Но давайте на этом остановимся. Пожалуйста.

Я вышел из здания школы и бесцельно побрел по направлению к парку, мрачно пиная камушек носком туфли. Честно говоря, если Алла Ивановна действительно решит меня уволить, это не так уж сильно меня огорчит. Главное, я успел сделать несколько хороших дел, и если даже придется уйти из-за такой глупости, хотя бы пару человек вспомнят обо мне с теплом. А большего и не нужно.

Усевшись на лавочку, я по привычке выудил из кармана пачку сигарет, но потом вдруг задумчиво уставился на нее. В памяти неясным отголоском всплыло недавнее мимолетное впечатление.

… Ночь. Мы не должны быть здесь. В школе такая тишина, что слышно, как сопит, уснув на посту, сторож. Я стою у окна, а она полулежит на диване. Я вижу, как тень и еле заметный свет из окна причудливо играют на ее белом широкоскулом лице. «Ненавижу, когда курят… Запах этот…» Я отвожу глаза в сторону, заставляю себя оторваться от нее…

Черт, я не могу больше думать о ней так!