Саманта Маклеод - Песня Обманщика

— О! — ахнула Сигюн. Она обернулась.

Улыбка, которой она одарила меня, была похожа на солнце, пробивающееся сквозь облака, на первый теплый день в конце зимы. Странная дрожь пробежала по мне, когда ее золотистые глаза встретились с моими. Я никогда не ожидал увидеть такую улыбку в Асгарде, от одного из асов.

— Локи! — Она закрыла книгу и положила цветок розы на ладонь. — Ты спал здесь?

— Надеюсь, я не доставил тебе неудобств? — сказал я, садясь рядом с ней.

Она покачала головой, и несколько ее каштановых локонов взметнулись вверх.

— О, конечно же, нет. Мне показалось, что я чувствую тебя здесь. Ты был в той крошечной комнатке?

Ее тонкие черты смутились, и я улыбнулся.

— А где же мне еще спать?

Нежный розовый румянец пополз вверх по шее Сигюн. Она повернулась лицом к океану.

— Я не думала, что эта комната для тебя. Она такая…

— Все в порядке, — настаивал я. — А что еще тебе нужно, когда ты спишь?

Она рассмеялась высоким серебристым смехом, от которого, казалось, воздух стал теплее.

— Я думаю, что вся эта комната меньше кровати Одина.

У меня защемило в груди, и я не смог удержаться от вопроса.

— Что ты знаешь о постели Одина?

— Я сражалась рядом с ним, — сказала она, поворачиваясь ко мне лицом. Розовый румянец достиг ее щек. — Во время войны с ванами. Когда-то мы были… очень близки.

Это означало любовников, догадался я. Но узел в моей груди все равно ослабел. Война с ванами была древней историей. Этот кровавый конфликт, который почти уничтожил асов и ванов, определил мир моего детства, но мирный договор Одина держался сотни лет. Я присвистнул, протяжно и тихо.

— Неужели ты так стара? — спросил я и тут же пожалел о своих словах.

Сигюн снова рассмеялась. Это был очень приятный звук, особенно в пахнущем розами воздухе.

— Да. Я уже настолько стара.

Я пристально посмотрел на нее, и она снова повернулась к океану. Я был готов извиниться за это замечание или предложить некую компенсацию. Фрейя, вероятно, дулась бы на меня за что-то подобное в течение многих месяцев и уж точно я был бы ей уже должен. Но Сигюн, похоже, даже не обиделась.

— Ты была валькирией? — спросил я.

Она кивнула и убрала еще одну прядь волос за ухо.

— Это было очень давно. С меня уже достаточно войны.

Значит, она была воином, валькирией и любовницей Одина. Она участвовала в самой большой войне, которую когда-либо видели Девять миров, когда я был еще ребенком, сражаясь за еду в трущобах Утгарда. Как, во имя трижды проклятых миров, Тор мог подумать, что она скучна?

— Тор был совсем неправ насчет тебя, — сказал я.

— Тор? Звезды, я надеюсь на это. — Она снова улыбнулась мне, на этот раз застенчиво и тайно, прежде чем вернуться к своей книге.

Я ждал, что она будет настаивать на получении информации или, по крайней мере, спросит меня, что сказал Тор. Но Сигюн, казалось, была довольна, сидя рядом со мной в полной тишине и переворачивая страницы своей книги. Я наблюдал за ней, пока она читала. У нее были густые ресницы, которые отбрасывали тени на изгиб ее щек.

На мгновение я задумался, как Один мог отказаться от нее, но ответ пришел почти сразу. Женщина, которая довольствовалась молчанием, не была хорошей партией для вечно стремящегося Всеотца. Его нынешняя жена, Фригге, не была счастлива, если только не устраивала вечеринку. А красивый маленький домик Сигюн определенно не был создан для вечеринок. Я нахмурился, когда что-то встало на свои места.

— Магия на кухонном столе, эта связь двух мест. Разве она не называется заклятие оковы?

Сигюн закрыла книгу и повернулась ко мне, ее улыбка была подобна облакам, поднимающимся после шторма.

— Я впечатлена.

Ее губы были действительно очень красивы. Мне почти захотелось наклониться и дотронуться до них. «Целуй меня, когда захочешь», — сказала она мне на следующее утро после того, как я спас Идунну. Как идиот, я думал, что никогда больше не захочу никого целовать. Но, наблюдая, как ее губы раздвигаются в сладкой улыбке, я поймал себя на том, что гадаю, каковы они на вкус. Будут ли поцелуи Сигюн мягкими и сладкими, из тех, что всегда заставляют тебя хотеть большего?

— Я больше не использую свою магию в качестве оков, — сказала она. — По крайней мере, не с людьми. Это было слишком…

— Иссушает? — предложила я, когда ее голос дрогнул.

— Да. Мне требовалось много усилий, чтобы сковать другого человека.

— Ну, конечно, — сказал я. — Наложение чар на кого-то другого толкает твою магию против их собственной, если только они не сотрудничают. Это невероятно опасно.

— Ну, это была настоящая война. — По ее тонким чертам пробежала тень, и я решил сменить тему разговора.

— А каким он был? — спросил я. — Человек, которого ты любила в Мидгарде. Рагнавальдр?

Эта мягкая улыбка вернулась, когда она повернулась, чтобы посмотреть на свои колени, где цветок, который я сорвал для нее, лежал в ладони. Она провела пальцами по его мягким розовым лепесткам.

— Он был похож на тебя, полагаю, — сказала она, ее голос был мягок, как лепестки цветка. — Пожалуй, не так умен. Забавный. Очаровательный. — Она сделала паузу, затем посмотрела на меня с застенчивой улыбкой. — У него тоже были рыжие волосы.

— Счастливчик, — сказал я, не подумав.

Ее щеки покраснели, но глаза потемнели.

— Возможно. Чем старше я становлюсь, тем больше боюсь, что на самом деле была влюблена в то, как он меня видел. Он думал, что я такая сильная, такая мудрая. Если бы я сказала ему, что развешиваю звезды по небу Девяти миров, он бы мне поверил.

Она вздохнула, все еще глядя на покрытые пыльцой тычинки розы, уютно устроившиеся у нее на коленях.

— Конечно, он считал меня богиней. И теперь, спустя столько лет, я беспокоюсь, что это то, что я действительно любила. Мое отражение в его глазах.

Сигюн замолчала. Я пристально посмотрел на нее. Асы никогда так не говорили. Каждый разговор, который я когда-либо вел в Асгарде, был своего рода переговорами, противопоставляющими мои потребности и желания нуждам и желаниям всех остальных.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я. — Чего ты от меня хочешь?

— Хочу от тебя? — Она снова засмеялась тем чистым, золотистым смехом, который танцевал в грохоте прибоя под нами. Ее губы, как я понял, были почти того же нежно-розового оттенка, что и роза у нее на коленях.

— Я помню, как ты пришел в Асгард, — сказала она. — Один сделал из этого такую постановку. Собирает нас всех вместе, представляя тебя как того, кто поможет ему построить Вал-Холл. А потом ты погасил все огни и снова зажег их одновременно.

— Я все помню.

Она снова рассмеялась, но на этот раз мягче, и ее взгляд скользнул по океану. При этих словах моя грудь странно дернулась; я с удовольствием наблюдал, как она улыбается мне мягкими складками губ.