Маргарет Энсон - Орден Розги. Дрессаж

Вдобавок к этому всю неделю, где бы он ни был и чем бы не занимался — в лицее, дома и особенно у себя в комнате, лежа в постели, Жана-Луи неотступно одолевали образы этих двух женщин, вызывавших у него крайне противоречивые, но очень возбуждающие мысли. Так что в следующий четверг Жан-Луи с завидным упорством, порожденным горячей юношеской страстью, вновь отправился к дому, где жила его богиня. Очевидно его повелительница прогневалась на него за что-то и теперь избегала встреч то ли из-за каприза, то ли из-за жестокости.

Однако в этот раз, к счастью или к горю, Жана-Луи впустили без возражений. Горничная, открывшая ему, проводила юношу в маленькую гостиную и оставила его томиться в одиночестве. А единственное общество ему составлял портрет его тети в форме военной медсестры. Этот образ напомнил ему другую картину, так впечатлившую его в прошлый раз. Ему пришлось ждать довольно долго, прежде чем дверь отворилась и в гостиную вошла молоденькая стройная девушка с белокурыми волосами. У нее были большие ласковые глаза, красивые ноги, нежнейшая улыбка, а выглядела она лишь немногим старше двадцати лет.

— Вы Жан-Луи, не так ли? — просила она.

— Да, мадемуазель.

— Я Анна, секретарь вашей тети. Она велела мне вас принять.

— Вам?

— Да. Почему вы так удивлены, в этом же нет ничего необычного. Если вы думаете, будто я вмешиваюсь в ваши дела, прошу вас, не думайте, что я делаю это нарочно. Я ведь не могу ослушаться приказов мадам. К тому же, тут все делается исключительно в ваших интересах. Я имею в виду, я знаю, что вы питаете к моей госпоже нежные чувства. И поскольку я тоже обожаю ее, мне будет нетрудно передать вам все, что она просила разъяснить от ее имени. Любой вам скажет, что мадам де Варенн восхитительна, поэтому вполне понятно, что вы тоже не устояли перед ее чарами, а точнее сказать, оказались в их власти. Давайте присядем. Так нам будет удобнее разговаривать.

— Да, благодарю. Но, признаться, я не совсем понимаю, почему бы ей самой не объяснить мне все? Если бы я мог…

— О, поверьте, это исключительно для того, чтобы не подливать масла в огонь… По крайней мере, я не вижу других оснований… Во любом случае, вам совершенно необходимо выкинуть из головы некоторые мысли. Есть вещи, которых не должно быть, которых она не хочет или больше не хочет. Понимаете?

— Вы сказали «больше не хочет». Значит, когда-то…

— Ну-ну! Не раздувайте пустые надежды из одного-единственного слова! Вы прекрасно знаете, что она отказала вам в первый же день. И чтобы отвадить вас от визитов к ней, она даже не побоялась применить… Да, я кое-что знаю об этом…

— Ох! Вам рассказали?

— Не стоит этого стыдиться. Вы хотели принадлежать ей, а в этом нет ничего зазорного. Но как она неоднократно вам повторяла: вы не можете ей принадлежать. И, несмотря на ее предупреждения, вы все-таки пришли снова. Естественно, она выставила вас за дверь, и вам следовало бы покориться ее воле. Но нет! Сегодня вы приходите опять! Поэтому она и решила, что следует просветить вас по поводу некоторых вещей, чтобы вы раз и навсегда поняли, что вам нечего возле нее делать и незачем ждать ее благосклонности. Первая причина в том, что она все-таки ваша тетя. А вторая заключается в том, что такая женщина, как она, вам не подходит.

— Как! Вы тоже собираетесь рассказывать мне все эти глупости, о которых твердят мои родители? Я этого не понимаю. И не хочу понимать. Говорю сразу — я не собираюсь верить вам. И мне все равно.

— Вам не должно быть все равно, Жан-Луи. Вы слишком молоды. Просто послушайте меня.

И очаровательная секретарша, взгляд которой светился добротой и искренностью, принялась рассказывать Жану-Луи об образе жизни мадам де Варенн, о природе ее жестоких вкусов и о том, как именно она любит проявлять свою необычную власть над мужчинами. По странной случайности, которая, возможно, была вовсе не случайна, в каждой фразе молодой женщины звучало явное намерение обескуражить юношу. И каждое брошенное вскользь слово или интонация только еще больше возбуждали его любопытство и разжигали его желание. Поэтому, когда Анна закончила говорить, Жан-Луи не только не согласился с ее доводами, а, наоборот, ощутил, как еще больше крепнет в нем зарождающаяся страсть. И когда Анна как бы невзначай заметила, что на свете много других женщин, гораздо моложе мадам де Варенн, не менее красивых, но гораздо менее опасных, готовых с радостью разделить его первые любовные восторги, он не на шутку рассердился и заявил, что только его тетя, с ее потрясающей красотой, властностью и исходящим от нее порочным деспотизмом, олицетворяет в его глазах идеал женщины. Жан-Луи стал рассыпать комплименты ее красоте и сам того не заметил, что возбудился так сильно, будто его тетя находилась здесь же в комнате.

Очаровательная секретарша не прерывала его. Она сидела напротив молодого человека в соблазнительной позе. Однако Жан-Луи, поглощенный своими откровениями, кажется, даже не замечал очарования и соблазнительного вида той, что была совсем рядом с ним.

— Значит, — сказала секретарша, воспользовавшись паузой в его излияниях, — у какой-нибудь девушки вроде меня нет ни единого шанса… постараться… привлечь ваше внимание?

— Вы? Но вы совершенно не похожи на вашу госпожу!

— Я говорю не о себе. Я ведь служу у вашей тети, к тому же у меня нет никакого намерения…

— Вы разве не поняли, что я сейчас говорил? Повторяю, я могу думать только о ней и знать не хочу ни о ком другом. Именно от нее я готов вынести, что угодно, пусть даже самое ужасное, я только и думаю о том, как бы ее увидеть…

При этих словах раздался легкий шорох поднимающихся портьер, и в комнату ступила мадам де Варенн.

— О тетушка! — Жан-Луи вскочил. — Вот наконец и вы!

И он пораженно замолк, рассматривая мадам де Варенн. Еще ни разу он не видел ее такой. Рассматривая ее странный и вызывающий костюм, он чувствовал, что невольно возбуждается. Белые кожаные лосины обтягивали ее бедра и ягодицы, блузка с короткими рукавами пересекалась рыжей кожаной перевязью, бесстыдно разделявшей груди. На мадам де Варенн были светлые перчатки с крагами и, наконец, великолепные лаковые сапоги со шнуровкой на очень высоком каблуке, с изящными шпорами, крепящиеся белыми ремешками.

Разглядывая ее, Жан-Луи испытал настоящее потрясение. А мадам де Варенн, несомненно догадавшись о произведенном ею впечатлении, застыла на мгновение, не говоря ни слова, чтобы дать юноше время прийти в себя. Затем, сочтя, что произведенного эффекта достаточно, она обратилась к племяннику с мягкостью, составлявшей восхитительный контраст с ее величественным видом:

— Разве ты еще не выучил, Жан-Луи, что при моем появлении ты должен вставать на колени в ожидании приказаний?.. Нет! Не подходи ко мне. Встань на колени там, где стоишь… Хорошо. Так и оставайся.