Галина Чередий - Крылья мглы [СИ]

— Убегать, когда в голове творится черт знает что, вот как.

— А ты не слышал о том, что психологи советуют людям взять паузу в напряженные моменты общения, дабы не наговорить лишнего?

— Да что они знают, эти психологи. Меня слушай, детка. Твой мужчина не человек, и запомни хорошенько: меня не могут оттолкнуть или превратить в обиженку высказанные в сердцах твои слова или резкий перепад настроения, да даже посуда, брошенная в голову. Есть потребность хлестать и бросаться — да пожалуйста, только не жди в ответ того же и НЕ беги. Моя толстая шкура без проблем перенесет любые твои атаки, ведь я знаю, что они просто отголоски прошлого, но вот бегство — это то, что происходит здесь и сейчас и уже между нами, и перед такими ударами с твоей стороны у меня нет защиты, Летти.

— Ерунда, — возразив из чистого упрямства, я таки не решилась встретиться с ним взглядом, его голос и так вещал совершенно отчетливо: каждое его слово — правда. — У тебя от всего есть защита. И даже если не так, не находишь, что опрометчиво болтать о своей уязвимости?

— Только не с тем, кого хочешь видеть самым близким. Не показав слабостей, не заслужишь доверия.

— Угу, осталось только поверить, что эти слабости настоящие, — хмыкнула и отстранилась, передумав идти наружу.

— О, моя Войт вернулась, великолепная и непрошибаемая, аминь, — рассмеялся Мак-Грегор, и я тоже не смогла сдержать улыбки. — Давай-ка, заканчивай завтрак, и полетели учиться охотиться, ведь ночь не за горами, а лишаться секса я не намерен.

— Да ты сейчас, видно, издеваешься надо мной, ящер, — возмущенно проорала я прямо в громадную оскаленную морду виверна, что, могу побожиться, откровенно потешался в этот момент. — Это ты называешь «обучаться охоте»?

Зверь, даже пригнувшись к земле, чтобы мне было удобнее выражать свой законный протест в район его ноздрей размером с обеденную тарелку, все равно возвышался надо мной метров на шесть. Между нами валялась на земле туша оленя или же какой-то антилопы с аккуратно сломанной шеей — итог его молниеносного броска из поднебесья камнем вниз, что чуть не заставил меня обделаться от стремительности и внезапности, а больше от того, что меня опять реально поперло от волнительного мощного звука его крыльев и самого полета. Ей-богу, я находилась на грани экстаза до того момента, пока этот чокнутый амфиптер не ломанулся вниз на целое стадо травоядных бедняг, слишком поздно его заметивших и бросившихся в бессмысленное уже бегство. Мой летучий динозавр притормозил только перед самой землей, и то только, похоже, для того, чтобы выбрать, кого предпочтительнее выловить из паникующей толпы. Это был такой вброс адреналина, что у меня до сих пор наверняка волосы дыбом и все тело звенит и вибрирует от дичайшей смеси пережитых страха и восхищения.

— Нет, ну реально, Мак-Грегор, чему я, по-твоему, должна научиться в результате такого вот, с позволения сказать, урока? — продолжала сварливо разоряться я в нагло ухмыляющуюся ящериную физиономию… или правильней будет сказать — лицевой отдел морды?

— Например, тому, что со мной тебе вообще никогда не нужно заморачиваться на такую мелочь, как добывание пищи, везде и всюду? — парировал быстро обратившийся Киан, пока я еще стояла, обомлев и задержав вдох от ощущений, что, как обычно, прошли через меня с его переворотом. Блин, если впервые это было немного болезненно, будто все кости задрожали, готовые рассыпаться, после неприятное впечатление неуклонно снижалось, а сейчас вообще больше напоминало некий щекочущий изнутри импульс с откровенно возбуждающим подтекстом. Вот интересно, этот наглец как-то сам управляет этим воздействием, срабатывает естественный механизм привыкания или дело в изменении моего собственного восприятия этого процесса? Перестав шокировать, пугать и даже удивлять меня, он стал заводить, впрочем, как и почти все в этом самце. Долбаный Киан-создан-для-нон-стоп-соблазнения-Мак-Грегор.

— Когда я сказала, что хочу учиться выживать, то это и имела в виду. А вовсе не то, что хочу стать свидетельницей твоего очередного выпендрежа «посмотри, детка, как я круто умею сам», — едко заметила я и, как ни сопротивлялась, все равно скользнула взглядом к его обнаженной груди, прессу… ну и дальше по списку. — Оденься, а?

— Летти, вот тут ты несправедлива.

— Потому что твой нудизм сейчас не вдохновляет и не способен отвлечь от того, что ты снова обвел меня вокруг пальца?

— Во-первых, очень даже вдохновляет и отвлекает, мой нюх не обдуришь. А во-вторых, никакого обмана с моей стороны, — Киан сам снял с моих плеч рюкзак, естественно, не упустив шанс чуть притереться к моему боку, и, повернувшись спиной, стал преувеличенно медленно натягивать штаны, нарочно сверкая безупречной пятой точкой. Нет, ну и не гад ли он после такого? — Я отродясь не охотился в человеческой ипостаси. Вот зачем? Подумай.

— Логично, — процедила я, стараясь отклеить глаза от ямочек на его ягодицах и вспомнить, за что должна сердиться. — Вот прям охрененно… м-хм… логично.

— Ты на меня пялишься, — самодовольно констатировал виверн, разворачиваясь.

— Ага, типа поймал, молодец, — и не подумала в этот раз смутиться уже я. С волками… то есть бесстыжими рептилиями жить — задолбаешься злиться и краснеть. — Право имею.

Киан завис на мгновение, а потом бочком, как подкрадываясь, подобрался ближе ко мне и вдруг, без всякого предупреждения подхватив с земли, закружил, так что аж в голове поплыло. Нет, ну посмотрите вы на нас. Не гребанные ли это сантименты и сопли? Да пофиг, главное, что чувствовалось это по-настоящему приятно, пусть еще и слишком непривычно для меня. Или даже не так. Это было словно вернуться к давно забытому ощущению, которое ты толком и не помнишь, как правильно воспринимать, цепенеешь в первый миг, спрашивая себя, что же за реакция тут должна последовать. Вроде того, что у тебя безумно долго где-то болело-болело-болело, а потом раз — и лошадиная доза обезболивающего, а ты стоишь, дура дурой, оглушенная, и не можешь поверить, что это и есть нормальное состояние.

— Прекрати, если не хочешь увидеть мой завтрак, — стала я выпутываться из его лапищ, борясь с предательским пощипыванием в глазах и невесть откуда взявшейся ломкостью в голосе. — Кончай эти обнимашки, у нас мясо протухнет.

К счастью, Мак-Грегор никак не прокомментировал и мое внезапно расшалившееся горло, и полное отсутствие сопротивления и некомфортной жесткости в теле, несмотря на возражения вслух. Какая же необычайная легкость появилась во мне, стоило снять для себя все запреты. Смотреть и открыто любоваться, прикасаться к коже просто так, не скрывая, как нравится ее гладкость, ежиться от легкой щекотности его волос на моем лице, не прячась, вдыхать запах…