Галина Чередий - Крылья мглы [СИ]

— Летти, встань мне за спину и ничего не бойся, — прошептал я ей на ухо, стремительно вскакивая и увлекая за собой. — Если начнется заварушка — быстро отходишь к деревьям. Рисе позовут тебя к себе. Соглашайся и дождись там меня.

— Объяснишь, в чем дело? — спросила она тихо и без тени страха, выполняя мой приказ без малейшего промедления и восхищая меня мгновенной собранностью.

— Не сейчас.

— Окей, — сухо кивнула она, — от меня не будет толку в твоей драке, так понимаю. Главное — не мешать?

Силы небесные, я обожаю эту женщину.

— Неужели ты настолько разуверился в нашей дружбе, что даже прячешь от меня свою самку, подозревая в желании навредить ей?

Хард, одетый во все черное и с такого же цвета распущенными волосами, выступил из-за крайнего дерева, как если бы и сам был порождением ночной мглы.

— Ты шел пешком, не летел. Так, словно хотел приблизиться незаметно.

— Всего лишь потому, что в округе слишком много всякого народу, показываться которому я не стремился. Но точно не для того, чтобы коварно прервать твой пикничок и навредить той, кого ты упрямо и ошибочно, по моему мнению, зовешь своей.

— Твое мнение в этом вопросе меня не интересует.

— Очень жаль. Но могу я все же на правах друга, конечно, возможно, бывшего для тебя, поговорить с тобой наедине? Клянусь своей семьей, что пришел один, и как бы мне ни казалась неправильной твоя связь с человеком, не было и не будет у меня мысли вредить, той, что тебе сейчас дорога. Наоборот, обещаю защищать ее, если придется. По крайней мере, пока ты не прозреешь. — Хард сдержанно и с оттенком насмешки кивнул Летти. — Хотя мне интересно, что будет делать твоя человеческая женщина, когда найдется единственная наших родных кровей самка, что будет претендовать на тебя.

— Может, пошлю ее на хрен, как и некоторых слишком любопытных и бестактных друзей, сующих свой нос куда не просят? — без малейшей дрожи в голосе ответила Войт. — Но могу и попытаться попортить шкуру чем-то острым или огнестрельным, если не достигнем понимания с первого раза.

Я же уже говорил, что обожаю эту женщину? Да? Ладно, тогда могу упомянуть, что за малым не кончил от откровенной агрессии в ее тоне и языке тела и уж, естественно, от смысла слов. Второй раз за сутки она открыто заявляет, что меня присвоила. Хард всегда говорил, что у наших самок собственнический инстинкт развит едва ли чуть слабее, чем у самцов, и я, торжествуя, вопросительно поднял бровь, глядя ему в лицо. Наставник, кажется, растерял свою невозмутимость лишь на мгновение, но тут же взял себя в руки и развернулся.

— На пару слов. Это ненадолго, — рыкнул он и скрылся в темноте.

Обернувшись к Летти, я увидел, что она смотрит зло и колюче в том направлении, где исчез Хард. Очевидно, что между моим наставником и моей женщиной абсолютно взаимная неприязнь. Угнетало ли меня это? Нисколько. Войт не нежная лилия, язвительность и враждебность Харда ее не проймет и даже не заденет, скорее, это родная среда обитания для нее. Морально она ему не уступит, а физически он поклялся не вредить ей. Но если рискнет… будет много шума, крови и разрушений.

— Иди, меня не нужно стеречь, и бежать я точно не собираюсь. А вот объясниться нам придется позже, де-е-етка, — протянула она, усмехнувшись мне кривовато.

Я нахально сграбастал ее и поцеловал, не торопясь, обстоятельно, давая какие угодно обещания и вкладывая преклонение перед ее невозмутимостью, особенно после недавнего столь нервного момента. Догнал Харда у речушки, где он стоял, изображая упрекающее мрачное изваяние на фоне серебра водной глади.

— Я не буду больше спорить с тобой об опрометчивости твоего выбора женщины. На самом деле, она достойна всего восхищения, что может дать ей мужчина, теперь я это вижу. Но этот мужчина и самец не ты. — Я только открыл рот, чтобы указать ему на то, что последнее утверждение мало похоже на «не буду спорить», но Хард опередил меня: — Ты же никогда не выяснял, как звали и кем был тот, чью сущность пришлось поглотить ради обретения человеческой ипостаси?

— Какое это имеет значение? Он был почти мертв и его жизнь совершенно точно оконч… — Отчего-то мне захотелось немедленно остановиться, развернуться и уйти, да, к хренам, позорно сбежать от этого разговора. Мне это не нужно.

— А я слетал в город и выяснил у наших близких к криминалу партнеров, знаешь ли, — перебил меня Хард.

— Мне плевать.

— Напрасно. Потому что звали того парня Лукас Карпентер. И это он любил и любит Летти Войт. Он. Не ты. Очнись.

Оставаться одной в совершенно чуждой обстановке, где за завесой из мрака кипела незнакомая и маловероятно, что дружелюбная жизнь, было не слишком-то комфортно. Какую бы физиономию кирпичом «Летти непрошибаемая» я ни сделала перед ушедшим Мак-Грегором, как только он исчез в темноте, вокруг будто похолодало, заставляя поежиться и даже почесаться в местах особого буйства мурашек. Тряхнув головой, я взяла себя в руки и огляделась. Топтаться перед костром было не самой стратегически умной идеей. Я стояла в круге света на виду у любого желающего примериться, с какой стороны меня начать жрать, а сама ни черта не могла разглядеть за его пределами. Быстренько порывшись в наших вещах, отыскала нож Киана, прихватив его, отошла от огня подальше и, дав привыкнуть глазам, отыскала самое толстое дерево, чтобы обеспечить себе надежную защиту тыла, уселась, вжавшись спиной в кору и поджав ноги, и начала напряженно всматриваться и вслушиваться. Спустя минуту испуганно дернулась, едва не завалившись на бок, когда, словно из ниоткуда, рядом появился один из этих малорослых бледных рисе и, поглядев на меня своими странными круглыми зенками с гигантскими зрачками, присел буквально в метре от меня, что-то тихонько и мелодично прощелкав. Не прошло и пары секунд, как рядом с первым появился еще один, и еще, и еще. Эти мелкие сероватые засранцы неторопливо и без суеты брали меня в кольцо, и от этого стало реально жутко. Понятно, что Киан сказал, что они теперь, типа, наши друзья, но учитывая мою веру в дружбу в принципе… Короче, выходило как-то поганенько, и я стиснула рукоятку ножа, стараясь не выпускать из виду максимальное количество этих странных ребят, похожих сейчас больше на присевших в сторожевой стойке сурикатов с рисунков из книг. Ну, по крайней мере, они на меня и не думали нападать, не смотрели пристально и плотоядно, слюной не капали и вообще, похоже, не интересовались особо. Просто сидели ко мне задом, к лесу передом и пялились глазищами-блюдцами в окружающую тьму, едва слышно посвистывая и перещелкиваясь. Так, черт возьми, и уснуть недолго. Вдруг им только этого и надо? Я отключусь под их убаюкивающее подобие пения и уже не проснусь?