Галина Чередий - Подмена

— Эдна! Я задал тебе вопрос! — рыкнул деспот, сжал себя через ткань и, наклонившись, ощутимо прикусил за ключицу. — Ты что, пыталась продемонстрировать, что имеешь власть надо мной?

Его зубы причинили легкую боль, заставляя охнуть и дернуться, но тут же пришедший на смену зубам язык породил искристую волну сродни опьянению, что ударила в голову и рванула по телу. И, как всегда до этого, похоть, которую он порождал во мне, с непостижимой легкостью победила инстинкт самосохранения.

— Чушь! — справляясь с дыханием, ответила я. — Разве есть вообще кто-то, кто ее имеет!

— Тогда, во имя Богини, что ты вытворила?! — вдруг заорал он мне прямо в лицо и, забыв о своем стояке, сильно ткнул пальцем прямо в середину моего лба. — Что творилось в твоей проклятой голове, Эдна?! Да я убил бы тебя в тот момент, лишь слегка отмахнувшись.

— Но не убил же, — я дернула головой, повторяя его же слова и одновременно отталкивая его руку. Единожды отступив, страх больше не хотел возвращаться. Не в этот раз уж точно!

— О, значит, ты все-таки что-то этим пытаешься показать или доказать, упрямая женщина. Кому? Мне? Себе? Моим подданным? Думаешь, если заслужишь уважение в их глазах, это как-то повлияет на меня, если мне придется делать выбор?

— Да прекрати ты на меня орать! — защищаясь, я тоже повысила голос и, схватившись, попыталась убрать его захват с моей шеи, и, как ни странно, Грегордиан с легкостью меня отпустил. — Ни о чем таком я не думала! Это вышло импульсивно. Неправильно нападать на тех, кто и так лишился всех и всего только что!

— Эта анхен повела себя неуважительно! — однако продолжал нависать и давить он.

— Да она была просто напугана! Ты напугал ее. Их всех!

— И это верно! Меня должны бояться! — Боже, как же хочется в определенные моменты иметь силы стукнуть по самоуверенной роже деспота так, чтобы ему мозги встряхнуло и повернуло как надо! Хотя колотить его хочется большую часть времени в сутках! Ведь ни грамма же сомнения в собственной правоте на лице, ни тени неуверенности в глазах!

— Правителя должны уважать и восхищаться его мудростью! — даже сама не вспомнила, из какой утопичной сказки было это утверждение, но, произнося, я в это искренне верила.

— А ты, как я посмотрю, эксперт в этом вопросе? — издевательски скривился Грегордиан и снова подступил ко мне ближе некуда, вжимая в стену.

— Нет, я не эксперт, но… — почти придушено пискнула я, ошарашенная, как всегда, чрезмерностью его близости.

— Тогда не лезь туда, в чем ничего не понимаешь, Эдна. Здесь тебе не мир Младших, тут все держится на силе и страхе! — он натуральным образом боднул меня в лоб, откидывая голову, тогда как обе его ладони сгребли и стиснули мои ягодицы. Я вскрикнула от острого удовольствия, и тогда Грегордиан коварно атаковал мой рот. Он агрессивно толкнул свой язык к моему, с нажимом оглаживая им небо, ритмично вторгаясь вглубь, одновременно сильно притискивая, предельно плотно, прямо-таки растирая по себе, двигая, как легкую куклу, вверх-вниз по своему выпирающему сквозь ткань члену. Но те звуки, что деспот издавал, и нечто совершенно порочное, что он вытворял ртом, оказалось в сотни раз интимнее и сексуальнее, чем даже эти бесстыжие манипуляции моим телом. Кажется, всего за считанные секунды я оказалась на грани оргазма, трясущаяся, цепляющаяся за него со всем возможным отчаяньем бесконечной жажды освобождения. Но Грегордиан отстранил меня, практически отдирая, и отошел на пару шагов, тогда как я могла стоять, только привалившись к стене.

— Рискнув собой, ты совершила проступок, Эдна, — хрипло произнес деспот, а я заморгала, еще не в силах сообразить, о чем это он. — У тебя нет права умереть по своему желанию, помнишь? За то, что ты сделала, я заставлю тебя часами выпрашивать у меня право кончить. А сейчас на это у нас нет времени. Идем!

— Что, прости?

— Ты же не думаешь, что за твою выходку я поощрю тебя сексом, от которого ты, без сомнения, получаешь удовольствие? — поднял он вопросительно бровь. — Нет, как раз именно лишение «сладкого» на ближайшее время научит тебя разумнее поступать в будущем.

Я просто глазам своим не поверила. Только что его колбасило от возбуждения так же, как и меня, могу в этом поклясться, а сейчас ничего кроме непроницаемой деловитости в нем не увидела.

— Куда мы идем? — пробормотала я, пока он тащил меня по коридору, а я приводила в чувство собственное либидо.

— Собираться! Ты всегда идешь туда же, куда и я! Посмотришь своими глазами на то, каким должен быть местный правитель в действии, — обернувшись через плечо, он многозначительно глянул в район моей промежности и цинично усмехнулся. — А я прослежу за тем, чтобы ты не облегчала себе процесс наказания.

Вот ведь скотина же как есть! Значит, все же считаешь меня собачонкой, поддающейся дрессировке? Ну, это мы еще посмотрим!

Представив, что наверняка должно твориться в поселении анхен, я резко затормозила.

— Погоди. Я не хочу видеть того, что там сейчас. Я же никогда не смогу забыть такого!

— Вот поэтому единственный, на кого ты будешь смотреть, это я! — Грегордиан развернулся ко мне посреди оживленного коридора, который тут же стал стремительно пустеть. — Ты должна видеть только меня. Беспокоиться только обо мне! Угождать только мне! Волноваться только о том, как я к тебе отношусь! Все остальное, в том числе и мои подданные, не твоя проклятая забота! Что бы ни происходило вокруг, я должен оставаться центром твоего внимания!

Ты и так уже он и есть, упертый ты деспот. Вот только бы еще поменять полярность и методы достижения этого внимания, и я, может, тоже захочу бежать не от тебя, а к тебе. Но как же достучаться, пробиться сквозь километровую броню?

— Так не бывает! — не стала отступать я, хоть и возражала тихо, не желая новых вспышек гнева. — Просто не бывает, понимаешь? Раз уж я, хоть и помимо своей воли, присутствую в твоей жизни, все, что так или иначе касается и происходит с тобой, будет затрагивать и меня. В отношениях, какими бы вывернутыми наизнанку они не были, все именно так и работает. Все, что случается с одним, рано или поздно прилетает и в другого. Это ты понимаешь?

Боже, я понимаю — самомнение, эгоизм, властные заморочки, но не понимать столь очевидного он ведь не может? И в свой прямой взгляд этот вопрос я и вложила. И получила ответ. Сполна получила.

— Отношения, Эдна, серьезно? — от степени насмешки и цинизма в выражении лица и голосе к горлу тут же подкатил тошнотворный комок. — Ты, дорогая Эдна, в первую и единственную очередь присутствуешь в моей постели. И это то главное, что тебе следует держать в своей голове и исходя из чего вести себя.

Это была даже не пощечина, нет. Откровенный щелчок по носу. Унизительный и беспощадный. Да, Грегордиан и раньше не скрываясь указывал мне на то, какой видит мою роль. Так отчего же именно сейчас так горько и обидно? Откуда это бескрайнее чувство разочарования и бессилия? Нет, не до кого тут докричаться. Не к кому обращаться. Не стоит и пытаться! Даже на долю секунды и позволять себе думать не стоило, что какие-то слова или поступки способны хоть на йоту изменить взгляд этого мужчины на мир и положение тех, кто рядом.