Галина Чередий - Подмена

И он сверкнул в мою сторону злым взглядом. Перед ним я тоже в чем-то провинилась? Каким-то образом препятствовала веселым пикникам на природе с приготовлением свежеубитых зверей на огне и не в курсе об этом?

Есть хотелось очень-очень сильно, да урчащий звук в животе недвусмысленно намекал на затянувшуюся пустоту. Но просить этих мерзавцев о пище и воде я принципиально не хотела. Может, и глупо, но я не готова сейчас к новой порции их бреда и унижений в качестве приправы к еде. Однако, когда от костра запахло особенно насыщенно, мой желудок заурчал просто оглушительно.

— Заткнись, предатель, — шепотом пробормотала я себе под нос. — Одна из частей моего тела тоже навязывала свою волю мозгам, и посмотри, где мы оказались!

— Голем, перейди ближе к костру, — Алево сказал это как бы невзначай, но так, что сомнений, что это приказ, не возникало. — С приходом ночи тут блуждает много любителей крови и плоти.

Я пристально всмотрелась в лес вокруг, который и правда с наступлением сумерек становился сплошной стеной непроглядной тьмы, в которой кто-то явно передвигался, охал, повизгивал и издавал еще тысячи новых звуков, способных в другое время довести такое дитя города, как я, до истерики. Но сейчас, когда передо мной была опасность более реальная, гипотетические чудища из темноты не особо пугали меня. Поэтому я проигнорировала блондина и осталась на месте. Однако темнота наступала стремительно, и шумы в лесу становились все громче и ближе. Я их просто не слышала днем, потому что как-то не до того было, или и правда ночь здесь время особого оживления? В этот момент где-то вдали раздался такой душераздирающий визг, что у меня волосы зашевелились. За ним последовал короткий очень низкий рык, а затем все стихло. Оглянувшись на мужчин, я увидела, что они вскочили и тоже всматриваются в темноту.

— Ноггл, — сказал Алево и, нахмурившись, глянул на Григория.

— Сегодня он, по крайней мере, уже раздобыл себе пищу, — цинично усмехнулся тот в ответ. — Выслежу и прикончу его завтра. Терпеть ноггла в своих пределах я не собираюсь.

— И то верно, деспот, — согласился красавчик. — Потому что, если это самка, то, промедлив, мы получим пару, а потом и целую стаю этих тварей.

— Я не нуждаюсь в напоминаниях, Хоуг, — презрительно отмахнулся Григорий. Какой же он все-таки заносчивый сукин сын, и, похоже, это не только меня касается. Не то чтобы подобное знание принесло мне хоть какое-то облегчение.

— Голем! — снова окликнул меня Алево и указал рукой, в которой держал длинный узкий клинок, на место у костра рядом с собой.

И в этот раз я не стала упрямиться и пререкаться. Какими бы мудаками не были эти четверо, сожрать меня они точно не собирались в отличие неизвестного существа, о вместительности желудка которого я не имела понятия.

Усевшись на одно из бревен, разложенных вокруг огня, момента появления коих я тоже не заметила, я упрямо уставилась в огонь, потому что Григорий оказался прямо напротив. Тут же мне на колени плюхнулось что-то плоское и холодное. Это была похоже фляга, но, само собой, не простая армейская цвета хаки. Серебряные бока сосуда сплошь покрывала выпуклая чеканка с чернением, превращающие ее в предмет искусства, а не вещь обычного обихода.

— Будешь рассматривать или пить? — насмешливо спросил Алево.

Я хотела отказаться. Честно. Но с другой стороны, если вдруг что-то изменится, и у меня появится шанс, не хочу шататься от обезвоживания. Мне случалось слышать выражение «вкусная вода», но никогда не понимала особой разницы. Первый же глоток открыл для меня, что утолением жажды можно по-настоящему наслаждаться. И дело даже не в многочасовой жажде, а в том, что жидкость в этом сосуде просто не должна называться водой. Это нечто потрясающее. У меня буквально глаза закатились, и я не смогла сдержать долгий удовлетворенный стон, упиваясь каждой каплей. И поэтому грубый выкрик Григория «Хватит!» действительно напугал меня.

— Нормальная реакция, у нее же это впервые, — сказал рыжий, как-то странно ухмыляясь.

И теперь они все смотрели на меня. Алево, рыжий, красавчик — с любопытством и даже каким-то предвкушением. А вот Григорий так, будто я самое ненавистное существо на свете.

— Я сказал, хватит! — от тона Григория, казалось, похолодало разом градусов на двадцать.

— Да, деспот! — Алево тут же отобрал у меня флягу, и я почувствовала безумное разочарование, ведь я могла бы пить эту воду вечно.

А в следующую секунду мир вдруг сорвался с цепи. Что-то с сокрушительной силой ударило меня в спину, и я полетела лицом прямо в костер. Ослепительная боль в коже головы, снова моя бедная шея вспыхивает огнем, а потом я лечу, отброшенная рукой, абсолютно точно зная, что Григория, в сторону от пламени, уже лизнувшего мои волосы. Ударяюсь спиной о дерево и слепну и глохну на какое-то время. А когда снова могу видеть и слышать, там же, где я только что сидела перед костром, происходит что-то безумное. Два огромных существа, сцепившись клубком, катаются прямо в кострище, явно пытаясь убить друг друга. В сторону летят угли и бревна, а так же и мои нежеланные спутники, раз за разом пытающиеся подступиться к свирепствующим чудовищам. В нос ударяет вонь паленой шерсти, рычание, ругань и вопли, настоящая музыка необузданной ярости и жестокости. Света от углей стремительно становится все меньше, и я уже ничего не могу разобрать, кроме смутных теней. А потом этот крик, почти плач. Несомненно животный, но пробирающий до мозга костей окончательным отчаянием, не оставляющий сомнения — это последний звук, который существо издает в жизни. Темнота становится еще гуще, и я сижу, вслушиваясь и не имея не малейшего представления, чем же закончилась схватка и что за судьба меня ждет. А потом что-то большое мощно выдыхает прямо мне в лицо, и горло сводит от подавляемого крика, а нутро сворачивает узлом от первобытного ужаса. Одна из тех огромных тварей прямо передо мной. Я могу видеть только белки глаз и гигантские клыки, влажно поблескивающие в этой вселенной тьмы окружающей меня. Не двигаюсь и даже не дышу, а вот чудовище щекочет прикосновением мою щеку и вдыхает шумно и протяжно. Раз, потом еще, будя во мне море воспоминаний и абсолютно невозможную, противоестественную сейчас реакцию. Мое тело не просто греется — оно вспыхивает, словно пропитанное насквозь горючей жидкостью. Я больше не могу сдержаться и хватаю полные легкие воздуха пропитанного запахом крови, гари и еще чего-то мучительно знакомого и экзотического, от чего в голове все срывается в сумасшедшее кружение. Я знаю этот аромат. Так пахнет для меня неуправляемое вожделение, лишающий воли страх, а теперь еще и ненависть. Монстр издает странный долгий звук — низкий глубинный рокот, едва слышный, абсолютно лишенный угрозы, с которым каждая моя клетка вступает в поразительное взаимодействие, отзываясь, как струны на нежное прикосновение пальцев мастера. Вздохнув еще раз, зверь опускает свою тяжеленную голову мне на колени, уткнувшись в низ живота, и снова втягивает воздух, но теперь уже жадно и отрывисто, и настойчиво трется, вдавливая в дерево позади до хруста костей. Вдруг резко отстраняется, и тут же костер вспыхивает снова, резко взметнувшись на несколько метров ввысь и заставив меня зажмуриться. А потом я вижу все. Алево, рыжего и красавчика, стоящих в нескольких шагах над здоровенной кучей меха, бывшей еще недавно существом, едва не угробившим всех. И Григория — прямо передо мной. Совершенно обнаженный, покрытый ранами, кровью и копотью, он сидит на корточках, наклонившись ко мне, и смотрит в лицо так, словно может думать лишь о том, как вцепиться в горло.