Галина Чередий - Подмена

— Тебе ли не знать, друг мой, что абсолютно невозможного в нашем мире не бывает! — чрезмерно небрежно отмахнулся Грегордиан, поднимая волну в водоеме. — Илва мой сосуд для плода, разве ей нужны все эмоции, или что там у нее на самом деле отнято в полной мере? А голем… я просто так хочу и все. И должен найтись тот, кто сумеет сделать все как надо.

— Это так, но все же…

— Что тебя волнует на самом деле? Просто скажи! — последнее уже прямой приказ.

— Ты не видел своей невесты взрослой. Может, первый же взгляд на нее совершенно изменит твои желания? Богиня не просто так выбирает кого-то.

— Очень сильно сомневаюсь! Думаешь, моя будущая жена последует за мной, когда настанет время? А заставить я ее не смогу, в отличие от голема, чьего желания мне и спрашивать не нужно!

— Ладно, пусть так. Но что, если сохранение не только сознания голема, но и самой жизни, несмотря на все усилия, окажется невыполнимо? Что, если месяцы или даже годы спустя ты ее все равно утратишь? Не нанесет ли это твоему сердцу, мой архонт, гораздо больший ущерб, чем ты можешь предполагать? Да, я понимаю, она даже не человек, всего лишь вещь. Но и к вещам мы со временем привязываемся и страдаем, когда они исчезают.

— Считаешь меня сопливым юнцом, способным потерять себя от горя, лишившись одной из игрушек? — презрительно хохотнул Грегордиан.

— Нет, ни в коей мере! — тут же примирительно пробурчал блондин. — Просто как твой друг, мой архонт, я пытаюсь предусмотреть любой вариант развития событий.

— Вариантов всего два. Я получаю все именно так, как хочу, то есть все и сразу. Или я получаю только наследника, вслед за этим свободу, а голем умирает. Оба я уж как-нибудь переживу без слез и впадений в бесконтрольную ярость. Ты ведь об этом печешься?

В ярко-голубых глазах Алево мелькнула тень, говорящая о том, что его опасения гораздо глубже и имеют иную природу, но он предпочел просто кивнуть.

— Ни тебе и никому другому не нужно опасаться, друг мой. А вот направить усилия на поиски и призыв ко мне всех лучших гоетов как раз стоит.

— Займусь этим, едва окажемся дома, — с готовностью кивнул Алево. — Но еще одна мелочь, если позволишь.

Грегордиан поднял бровь выжидая.

— Точнее совет. Если в твои планы больше не входит скорое умерщвление голема, то стоит, возможно, быть помягче. Ей и без того наш мир категорически не нравится и кажется совершенно чуждым. А еще и обращение, к которому она явно не привыкла. Может повториться Отторжение, и в следующий раз оно уже будет захватывать ее быстрее и сильнее, чем впервые. И не мне тебе говорить, что если не заметить вовремя или пересечь определенную черту…

— Оно станет необратимым, — раздраженно закончил деспот. — Я знаю!

— Тогда пища нашего мира станет не просто омерзительна ей, но и ядовита, — не отступился Алево.

— Я. Знаю! — уже практически рявкнул Грегордиан и, развернувшись, резко покинул горячую воду. — Я это все учту.

— К тому же, сменив постоянный гнев и угрозы на милость и заботу, ты можешь заполучить со временем ее настоящую преданность и стать центром всего в чужеродном мире.

— Как будто я в этом нуждаюсь, — пробурчал деспот.

— Нет, конечно. Но это может быть весьма удобно. А временами даже необыкновенно приятно. Я, естественно, о сексе.

— Она на это не купится, — так же не оборачиваясь огрызнулся мужчина.

— Кто знает? Она совершенно одна, все кругом ненавистно и пугающе. И только некто один оберегает и защищает. Почему нет? Обиды и угрозы женщины мира Младших имеют свойства забывать, а вот элементарную заботу ценят весьма высоко.

— Она голем. Не женщина мира Младших, — нахмурился Грегордиан.

— Она там выросла и впитала все устои и правила поведения и упорно себя с ними отождествляет.

— Ладно. Подумаю, — уже без тени гнева ответил деспот. — Я и так уже расщедрился и согласился дать ей имя. Пусть оценит по достоинству сначала этот мой дар.

— Она не дура. Оценит, несомненно, — поддержал Алево.

— Сандалфу и Хоугу это точно не понравится, — хмыкнул Грегордиан.

— Ты не делаешь выбор между своими воинами и женщиной. Мальчишки поймут. Со временем. Твое священное право поступать, как вздумается. Брать себе кого хочешь, давать или отнимать имя, одаривать, баловать или наказывать. Их это никак не касается, не делает их менее приближенными к тебе. Просто жизнь в мире Младших немного расслабила их. Всех нас, на самом деле.

— Похоже, ты, как всегда, прав, друг мой. Я вот уже дожил до того, что стал задумываться о чужом мнении о моих действиях. Пора исправляться.

Грегордиан быстро зашагал к хижине, в которой оставил голема.

— Иди отдохни, — крикнул он из темноты Алево. — Завтра мы должны достигнуть, наконец, дома.

— Эдна, просыпайся! — голос Грегордиана и властное сжатие плеча вытащили меня из видений о шоппинге, где я оценивала качество кухонной утвари, внимательно перебирая ту в руках. Подумать только! Совсем недавно я видела во сне дикую завораживающую красоту незнакомого мира, но, едва очутившись здесь, стала грезить о банальном хождении по магазинам с самыми прозаическими целями. Загадочная штука наш мозг и мой в частности.

— Поднимайся, нам пора выходить, женщина! — деспот чуть надавил голосом, но обычного раздражения в нем не было. Я открыла глаза, одновременно сразу же поднимаясь.

Тут же вспомнилось вчерашнее явное злоупотребление возможностями собственного организма, и я замерла, ожидая ноющей боли, особенно в интимных местах. Но ничего подобного! Хотя мой разум едва ли проснулся, тело, напротив, было наполнено искрящейся энергией. Еще щурясь от ярких косых лучей, струящихся в щели между стволами хижины, бегло осмотрела себя и обстановку. На мне опять зажили все ссадины и небольшие царапины, заработанные во время пути, и с ними исчезли все следы вчерашних довольно грубых ласк Грегордиана. Хотя, наверное, ласками то, что мы тут творили друг с другом, сложно назвать. Скорее уж, это была некая форма изощренного противоборства, приносившая, как ни странно, удовольствие обоим, несмотря на жесткость всего происходившего.

Низкое подобие стола исчезло, и вместо него центральную часть хижины занимала уже знакомая парующая ванна, которую для меня обычно наколдовывал Алево. Но, оглянувшись, я не увидела блондина, только деспота, развалившегося на нескольких подушках неподалеку и что-то придирчиво выбирающего с большого блюда, установленного перед ним.

— Эдна, раскачивайся быстрее, иначе пойдешь голодной и немытой, — недовольно сказал он, перехватив мой взгляд. Сейчас он больше всего напоминал себя прежнего — завораживающего меня мужчину с почти нечитаемым выражением лица. Загадочного, дико притягательного, необъяснимо пугающего, но при этом не откровенно агрессивного, как в последнее время. На краткую секунду я будто вернулась в тот момент моей жизни, когда он уже стал из недосягаемой фантазии вполне осязаемым источником моего безумного удовольствия, но еще не обратился в монстра. В груди тоскливо заныло, опять напоминая мне о том, чему никогда не сбыться, но я снова нашла в себе силы отпихнуть эмоции поглубже. Настанет ли когда-то для них время? Надеюсь, что нет. Что они просто заглохнут однажды, не имея выхода, как живое существо без кислорода, и в один прекрасный день я смогу смотреть на этого мужчину абсолютно холодными, не замутненными сожалением и болью по несбывшемуся глазами.