Алина Углицкая - Безумное притяжение

Едва она отвернулась, Мира с глухой яростью шлепнула пакеты на стол. В душе клокотали досада и раздражение. Появилось желание выпустить когти и вцепиться в идеально уложенную прическу незваной гости. Мира даже ощутила знакомое покалывание в пальцах. Покалывание, которое начало медленно распространяться вверх по рукам, пока не достигло груди, где разлилось по всему телу волной тепла. Пульс участился, дыхание тоже. На виске запульсировала жилка, отдаваясь в голове колокольным звоном. А еще на шее и лбу выступил пот, холодный и липкий.

Задыхаясь, Мира уперлась руками в стол. В черной стеклянной поверхности отразилось ее лицо. Хмурое, злое, в ореоле растрепанных волос. Да уж, такая красавица как приснится… Не мудрено, что Сев снова сбежал.

Мирослава скорчила себе рожу. И вздрогнула, услышав противный царапающий звук. Ее глаза округлились от изумления: из-под серебристо-туманных искорок, покрывающих пальцы, выглядывали острые волчьи когти, и от этих когтей по гладкой поверхности стола пролегли глубокие царапины.

Ойкнув, Мира спрятала руки за спину.

Вернулась Анна, неся в руках стопку тарелок, накрытых салфетками. Кивнула в сторону барной стойки:

— Иди, возьми там вилки для нас. Заодно чай зальешь. Чайник уже закипел, чашки рядом с ним на столе.

Мира медленно выдохнула и боком прошла мимо нее, молясь, чтобы та ничего не заметила. Подошла к стойке, взяла в руки чайник. Две прозрачные чашки уже стояли, ожидая ее. Ароматная пирамидка с засушенным каркаде, пара кубиков сахара — оставалось только залить кипятком.

Анна уже отвернулась. Сморщив изящный носик, рыжеволосая гостья начала выкладывать из пакетов готовые блюда, запечатанные в бумажные коробки.

— Знаешь, — заговорила она доверительным тоном, — я ведь в этом доме почти своя, все здесь знаю. Так что, если что, не стесняйся, спрашивай. Все покажу, расскажу.

Чайник дрогнул в руках Мирославы. Девушка остолбенела.

Значит, она не ошиблась… Значит, в той комнате, действительно, вещи Анны? Иначе, почему она говорит, что в этом доме почти своя? Она живет здесь или только приходит?

Струйка кипятка наполнила чашку и перелилась через край.

— Ты часто бываешь здесь? — Мирослава надеялась, что голос не дрогнул.

Анна спрятала торжествующую улыбку. Повернулась к сопернице.

— Да, — произнесла снисходительным тоном, — практически каждый день.

Этой дурочке не стоит знать, что сегодня Анна переступила порог этого дома впервые за последние пять лет. И если Северин об этом узнает, то будет серьезно зол. Ну и пусть. Ему давно пора встряхнуться и открыть глаза, а не жить воспоминаниями. А этой малолетке нужно указать ее место. Пусть знает, что она здесь только для одного. Приносить альфе здоровых щенков!

— Ой, ты разлила чай. Заснула, что ли? — губы Анны дрогнули, расплываясь в приторно-вежливой улыбке. — Давай помогу. Какая ты неловкая.

Она подхватила чашки и вернулась к столу, оставив Миру вытирать лужу. Слава богу, ничего не заметила. Девушка с облегчением выдохнула, почувствовав, что покалывание в пальцах исчезло так же внезапно, как и появилось. Не хватило сил для оборота? Или она просто сумела взять себя в руки? Мирослава не знала.

Через несколько минут они уже сидели за столом друг против друга. Роскошная, элегантная Анна, в которой все, начиная от прически и заканчивая носками лакированных туфель, казалось идеальным, и Мирослава. На фоне гостьи она выглядела убого, и отрицать это было бессмысленно. Не удивительно, что Северин каждый раз от нее сбегает.

— Жалко мне тебя, — Анна неожиданно отложила вилку и взглянула на Миру. — Ни друзей, ни родных… Как думаешь жить? Надеешься, что сможешь стать парой альфе?

— А почему бы и нет? — Мирослава уставилась на ее холеные пальцы с идеально подточенными ногтями. На одном из пальцев сверкал перстень с рубином.

— Да, я Северина прекрасно понимаю. Пережить такую утрату… Остаться без пары… Потерять возможность обзавестись потомством…

Мирославу кинуло в жар.

— Без пары? — переспросила она хриплым голосом. Пища стала поперек горла сухим, колючим комком. Дрожащей рукой девушка взяла чашку с чаем, отхлебнула и поперхнулась.

Пока она кашляла, Анна наблюдала за ней с тонкой улыбкой. Потом подала салфетку и продолжила:

— Да, а ты разве не знала? Он не сказал? Бедняжка, это подло с его стороны.

— Не сказал о чем?

— О Софии. София Легранж, его истинная пара. Настоящая красавица была. Натуральная серебристо-пепельная блондинка, такая, как на обложке журнала. Северин на нее надышаться не мог. Он и дом-то этот построил для нее и по ее эскизам.

Анна откинулась на спинку стула и махнула рукой, обводя пространство вокруг себя:

— Это все выбирала она. Этот стол, стулья, даже чашку, из которой ты пьешь. Здесь все пропитано ее присутствием. Столько лет прошло, а она будто живая. Кажется, сейчас раздадутся ее шаги, и она войдет в эти двери.

Мирослава невольно вздрогнула и отставила чашку. Перевела взгляд на двери. Но за рифленым стеклом не было никого.

— Что с ней случилось? — рискнула она.

— Очень трагическая история, — Анна печально вздохнула, от чего белая ткань на секунду обтянула ее грудь, подчеркивая высоту и пышность бюста. — Северин потерял ее несколько лет назад, она погибла в пожаре. И он почувствовал ее смерть так, будто горел вместе с ней. Это очень повлияло на его психику. Он даже ушел в леса, почти одичал, когда альфа Малгожаты нашел его и заставил вернуться. И ты знаешь, — она чуть подалась вперед и понизила голос, придавая ему сочувственный тон, — он ведь до сих пор ее любит. Тоскует. Не может забыть. До сих пор хранит ее вещи.

— Ее вещи? — Мирослава не могла поверить своим ушам. Ей хотелось закричать, что все это ложь, что Анна все выдумала. Но перед глазами снова стала картина, увиденная в окне. Белая кровать. Белое покрывало. И женское платье, разложенное так, будто хозяйка собиралась вот-вот надеть его и отправиться на прогулку.

У нее потемнело в глазах.

— Да, — Анна покачала головой и задумчиво обвела пальцем ободок своей чашки. — Даже не представляю, как вы будете жить здесь втроем.

— Втроем? — выдохнула Мирослава, нервно теребя под столом подол футболки. И сама не заметила, как ее пальцы опять трансформировались, выпуская на волю когти.

— Втроем. Ты, он и София. Он ведь до сих пор бредит ею. Ты не сможешь ее заменить.

Сейчас бы исчезнуть, провалиться сквозь землю, не слышать этих слов, не знать этой правды. Но голос Анны продолжал звучать в столовой, будто набат. Она говорила и говорила, во всех подробностях описывая, как Северин ухаживал за Софией, как боготворил ее, как безумно страдал, когда потерял ее.