Сладострастный монах

„Ах! — воскликнул он. — В следующий раз не надо тратить время на прелюдию, надо сразу переходить к фуге“.

Он велел слуге никого не пускать в дом. Урок, который он мне преподал, не имел ничего общего с диезами и бемолями, можете положиться на мои слова. Я позволяла ему целовать и сжимать мне грудь, сколько его душе было угодно. Мы ели, пили, сидели рядышком на софе. Я подставила под ноги скамеечку и приподняла юбку до колен. Он восхитился моими точеными ножками, обласкал мои бедра, которые назвал великолепными.

На сей раз любовник решил ублажить меня как следует, посему он прижал меня к софе, а я ловила наше отражение в зеркалах. Поначалу, вследствие размера его органа, я испытала некоторое неудобство, сменившееся вскоре потоком счастья, в который мы оба уходили с головою.

После семяизвержения господин мой оставался некоторое время в изнеможении, а я старалась побыстрей восстановить его пыл. Член его по-прежнему находился в моем гроте, поэтому я чувствовала, как к нему возвращается сила. Я изобрела тысячу уловок, чтобы возбудить его: покусывала, пощипывала, посасывала его грудь разгоряченными губами, искала своим язычком язык моего любовника. Наконец мои усилия были вознаграждены, и я почувствовала, как моя п…да наполняется мощным, возмужавшим членом. На сей раз он закинул мои ноги к себе за плечи, а под мои ягодицы подложил свои ладони, время от времени похлопывая мой зад. Когда все было кончено, мы легли почти бездыханные и пролежали так почти два часа.

Я первая пришла в себя и тут же поцеловала его. Затем я оделась, выпила стакан вина и еще раз попыталась разбудить любовника. Правда, идти дальше поцелуев мне не хотелось.

Член его опять был в боевом состоянии. Он сказал: „Видишь, моя милая, твоя красота творит чудеса. Неужели ты уйдешь и не поможешь мне?“

Еще не закончив говорить, он взял мою руку и поднес ее к грозному орудию. Добрая от природы, я уступила его просьбе и одной рукой стала мастурбировать его, а другой поглаживала его выдающиеся ягодицы. На этот раз не скоро удалось добиться семяизвержения.

Когда цель была достигнута, я сказала: „Теперь вы должны быть довольны вполне. Не просите меня о большем, ибо мне пора уходить“.

Он проводил меня до узкой потайной лестницы. Я взяла экипаж и возвратилась к своему покровителю.

Как только он увидел меня, так сразу же начал смеяться, не сводя с меня глаз. Я догадалась, в чем причина его веселости, и помимо воли залилась краской.

Он сказал: „Ты очень долго отсутствовала, Лаура. Видно, урок был очень насыщенный“.

„Да, — отвечала я, — пьеса оказалась замечательной, и мы повторили ее несколько раз“.

„Славно… Знай, Лаура, что я не сгораю от ревности: ты в таком возрасте, когда чувства неукротимы. К тому же, мне известны повадки моего друга: он любвеобилен и настойчив. Ты не устояла против него, признайся честно?“

„По совести говоря, я и не собираюсь ничего от вас скрывать, коли вам так хочется знать правду. Предпочитаю быть искренней и никогда не притворяться“.

Итак, я описала ему все, о чем только что поведала Вам.

„Славно, славно, — сказал он, приложив мою руку к своим панталонам. — Твоя наивность доставляет мне величайшее наслаждение. Как бы мне хотелось повторить вместе с тобой то великолепное представление!“

Я не могла оставить своей милостью такого достойного человека, не говоря уж о том, что я многим была обязана ему. Мы прошли в его спальню. Он сходил за бутылкой вина, задернул занавески, чтобы создать загадочную обстановку, и после легкого возлияния в честь Бахуса мы переключили наше внимание на предмет любви. Я проделала то же самое, что делала в доме директора: сняла нижнюю рубашку, подняла юбку до колен — одним словом, мы шли той же тропинкою и испытали те же наслаждения. Однако, когда я вознамерилась оживить его силы после первого раза, я не нашла в нем подобных возможностей, и поэтому мы были вынуждены отложить дела.

„Дорогая Лаура, — сказал он мне, — ты неистощима на уловки, однако не в твоей власти победить угасающее естество. На сегодня с меня довольно. Я уже не молод. Не надейся испытать со мной те же наслаждения, что ты сподобилась изведать с моим другом, года которого не столь преклонны, как мои. Твоя молодость, твой пылкий темперамент требуют повышенного внимания, и, по правде говоря, со мной ты испытаешь лишь слабую тень тех наслаждений, которых ты заслуживаешь. Я желаю лишь одного — чтобы ты хоть иногда проявляла по отношению ко мне благосклонность, несмотря на то, что ты достойна не такого, как я, объекта для своих милостей. Когда придет время и мне надо будет уехать из Парижа, я увезу с собой воспоминание о сладостных минутах, проведенных вместе с моей Лаурой“.

На такую речь, которая показалась мне как искренней, так и симпатичной, я могла ответить только ласками.

„Не скрою, мне будет очень тяжело расставаться с вами, — сказала я. — Я очень привязалась к вам. Ваша честность заслуживает всяческого уважения“.

Наутро он напомнил мне об очередной встрече с директором театра. Предвкушая удовольствие, я летела как на крыльях. Однако на этот раз мы сначала прошли в музыкальную комнату, где я получила настоящий урок. Затем мы возобновили наши игры. Меня очаровал новый способ любви, которому научил меня мой наставник.

Сперва он показал мне книгу с соответствующими картинками (но то была не „Тереза“) и предложил перепробовать все позы. Дня не проходило без того, чтобы он не демонстрировал великолепное знание этого руководства. Мы почерпнули оттуда новые замечательные идеи. В скором времени я намереваюсь переслать Вам эту полезную, великую книгу. Однако я уж вижу, что письмо грозит превратиться в научный трактат. Тем не менее я рада внести посильный вклад в нашу переписку, ибо помню, что в своем последнем письме Вы просили ничего от Вас не скрывать, вот я и даю подробное изложение всех своих проделок. Но и Вы должны мне сообщать о ваших с отцом Мудоломом, которому я посылаю самый сердечный привет, равно как и всем Вашим очаровательным подругам. Уверьте их в том, что я всегда была и остаюсь для них и для Вас нежнейшей сестрою.

Лаура де Фондевиль».

Прошло еще несколько месяцев. Отец Мудолом умирает, и его место занимает отец Игнатий. Лаура дебютирует в Опере, где она встречает много поклонников. Связи ее становятся все более беспорядочными. Наконец она понимает, что ее аристократические любовники лишь используют ее себе на потребу. Несчастная девушка, на последнем месяце беременности и без средств к существованию, принимает предложение аббатисы и возвращается в монастырь. Там Лаура благополучно разрешается от бремени, ей «восстанавливают» девственность умелые, навострившиеся в таких делах сестры, она примиряется с родителями и готовится к свадьбе.)