Марк Шувалов - Рассказы

– Хлебал в прижиме сурово, думал – каюк, но Тимоха почти за шкирку меня выудил, – сказал Джус.

А Тим сидел злой и усталый. Увидев Семена и Катерину, он обнял их со словами:

– Простите меня, други мои, за самонадеянность. Бес попутал, в раж вошел, да еще бундесы подъехавшие меня подначили – очень хотелось им нос утереть. За что и поплатился, каюсь. Джуса десять минут выцарапать не мог из прижима, а вода плюс восемь. Он висел вниз башкой, приплюснутый к стенке, и хлебал бедолага от каждой волны. Я думал – жмурика вытащу.

– Как же ты его достал? – изумился Сёма, знавший в этом толк.

– Вышел на траверс, завис и каким-то чудом успел закарабинить его обвязку. Ну а потом ребята мне на помощь живца бросили.

Живцом сработал Лысый, как самый сильный после Сёмы.

Тим посмотрел на Кошку, которую уже растирали спиртом, и заметил:

– Как бы воспаление легких не схватила.

А Сёма вздохнул полной грудью и оглянулся, впервые оценив красоту грозной Трюсили.

После Трюсили Тим казался особенно собранным. Однако все шло своим чередом: за два дня до стартов устроители соревнований открыли трассу на Шоа для обкатки, потом прошли квалификационные заезды. Тим ничуть не сомневался в своих ребятах и все-таки страшно переживал. Впрочем, напрасно. Сёма по классу одиночек достаточно легко взял бронзу. На большее Тим и не замахивался, ведь чтобы обогнать норвежцев и немцев требовался иной уровень тренировок – круглогодичный, а он еще только доказывал спонсорам необходимость этого. Но через день Катерина удивила всех, хотя и была лишь четвертой в личном зачете среди женщин, ведь все в команде знали, каких синяков и ссадин стоила ей Трюсиль.

Главным достижением оказалась командная эстафета. Тимоха даже напился, ведь заслуженное серебро, доставшееся ребятам, во-первых, подтверждало наличие у них высокого командного духа, за который так бился Тим, а во-вторых, открывало им возможность получить бюджетное финансирование, и, следовательно, ездить на соревнования за счет Спорткомитета.

Между прочим, немцы, что посетили их тогда на своем на джипе, подарили Кошке букет роз, чем привели Сёму в неописуемую ярость.

– Какого черта! Я сам буду тебе цветы дарить, – заявил он.

– Когда? – спросила Катя.

– Потом, – смутился он, припомнив цены в норвежских магазинах.

А тем временем, сообщив спонсорам о своих успехах, Тим распорядился паковать вещи для похода. Лысый, их пожизненный завхоз, алчно потирал ручонки, разбирая фирменные упаковки с продуктами для экстремального туризма, которые где-то раздобыл ушлый Тим. Лысого звали просто Леха, но прозвище прилипло к нему настолько прочно, что некоторые из ребят давно забыли его настоящее имя. А голову он брил ради стильности, ведь оставлять редкие белобрысые волосенки не имело никакого смысла.

Девчонкам было жаль покидать гостеприимную Шоа, они старались еще и еще насладиться красотами реки и фотографировали ее до бесконечности, пока парни готовили груз к отправке. Катерина веселилась наравне с другими членами команды, однако какой-то тайный червячок точил ей сердце, особенно, когда она наблюдала за Соней. Роман подруги с Серегой не вызывал у нее никакого воодушевления, ведь у них всегда на выездах все складывалось лучше некуда, а в обычной жизни они как-то расходились в стороны, о чем Соня втайне очень печалилась. Лишь в походах, как когда-то медсестры на войне, она брала свое, – Серега был у нее на привязи, и Катерина очень боялась, что ее отношения с Сёмой пойдут по такому же сценарию.

Более всего смущало ее то, что с ним ей было очень хорошо. А она не желала таких цепей. Да и вообще Кошке почему-то казалось постыдным и глупым предаваться любви в палатке, ведь до этого она никогда и ни с кем шашни в походах не заводила. Правда, на Семена Катерина заглядывалась давно. И тогда, в самолете, споткнулась и упала на него она, разумеется, специально. Уж больно он ее разозлил своим отношением. А вот Тимоха, между прочим, почти целый год к ней клинья подбивал.

Сейчас у нее с Семёном все вроде бы складывалось, однако она очень опасалась его пресыщения, которое все не наступало. Напротив, Сёма становился с ней только нежнее. Он мог теперь часами перебирать ее волосы и легонько касаться губами ее тела. Мог вглядываться в ее глаза, когда она бодрствовала, и наблюдать за ней спящей. Он ревниво следил за ней – что бы она ни делала и куда бы ни направлялась, и успокаивался, лишь когда она, наконец-то, появлялась в палатке.

– Сёма, ты страшный собственник, – частенько говорила Катя и ловила себя на том, что ее радуют его мучения: ведь он болезненно переживал любое отсутствие своей возлюбленной Кошки.

Сёма и сам чувствовал, что все больше впадает в зависимость от ее настроений. Когда она морщилась от боли, он ходил как в воду опущенный. Стоило ей хоть немного расстроиться, как он также расстраивался. Приходилось ли ей поцапаться с кем-то из ребят, Сёма тут же нападал на обидчика.

Ребята давно знали и Семёна, и Катю: порознь. Но вместе эти двое уже составляли совершенно особое существо, незнакомое окружающим. Даже Тим пока никак не мог привыкнуть к их общности. А Соня так и вовсе предупреждала Катерину:

– Смотри, не допускай Семена близко к сердцу и не вздумай привыкать к его заботам. Вдруг у него все это несерьезно, знаешь, как больно будет.

Не слушать подругу Кошка не могла, поэтому и ныла ее душа, но Семен на одной из стоянок, видно заметив ее настрой, сказал:

– Ты не верь Соньке, у нас с тобой все будет по-другому, не так, как у них с Серым. Потому что я тебя люблю. По-настоящему.

Правда, как это по-другому у них будет, он и сам еще не придумал, но без Кошки жить уже хотел… да и не мог.

Выбранная для похода речка оказалась очень серьезной. Когда-то, еще дома, Семён, изучая лоцию, страшно гордился выбранной вместе с Тимом «пятеркой», да еще и с элементами «шестерки». Но теперь, при виде суровой воды, энтузиазм его несколько утих и, конечно, из-за Кошки. Хотя природа здесь была удивительной – с частыми туманами, студеными росами и невыразимой красотой скальных выходов, валунов и камней, поросших лишайником и мхом. И все это – на фоне бурного потока в узкой теснине.

А вокруг к реке подступали сопки, укутанные северным лесом, к тому же, везде ощущалось присутствие живых существ: чирикающих, попискивающих, шуршащих в кустах. Частенько шмыгали непуганые зайцы, огромные как хорошие свинки, ведь для них европейские крестьяне на своих не менее европейских хуторах устраивали обильные кормушки.

Из-под ног то и дело взмывали куропатки и фазаны, так что ребятам оставалось лишь мечтать о каком-нибудь завалящем ружьишке. А грибы и ягоды здесь отродясь никто не собирал, ибо здешний народ употреблял в пищу только расфасованные – из супермаркета.