Марк Шувалов - Рассказы

Пороги были достаточно напряженными, но сроки поджимали, и хотя Тим регулярно бегал на разведку, практически всё шли с «наплыва». Сёме приходилось идти первым, Тим следовал на каяке сразу за ним, а все остальные катились чередой, в связках по двое, как на соревнованиях. Так легче было страховать. Зевать не приходилось, сливы часто завершались мощными бочками, и легкие каяки порой почти полностью скрывались в их пене, но тут же всплывали точно поплавки, правда, уже в нескольких метрах ниже – на стремнине. Не зря Тим накатывал их в Лосево. Кое-чему все они научились.

В перерывах Тим для порядка устраивал разборы полетов, как руководитель инструкторского семинара, завершающей практической фазой которого и являлся данный поход, ведь перед поездкой сюда они всю зиму и весну по вечерам слушали курс лекций в клубе и даже сдавали настоящие экзамены.

Каждый день приносил свои трудности. Например, холодный дождь, что зарядил с утра до вечера. Все очень замерзли тогда, и Тим, в конце концов, приказал разбить лагерь, однако Сёма все равно наорал на него, ибо считал, что останавливаться следовало сразу после обеда. Тим понимал, что друг психует из-за Кошки, но заявленные на территории чужой страны сроки следовало соблюдать неукоснительно. Тем не менее Сёма сказал:

– Плевать я хотел на сроки, на семинар этот гребаный, на твоих спонсоров и погранцов! Если Кошка застудится или еще чего, не посмотрю, что ты начальник, прибью на месте.

Тим поражался, слушая друга. Ведь сколько маршрутов вместе прошли, деля поровну и холод, и дождь. И та же Кошка не первый свой поход совершала, впрочем, ходила раньше она не с ними, а с питерскими.

Однако теперь Сёму было не узнать: Кошку из байдарки на руках выносит – чтобы ноги, не дай бог, не замочила. Это ж надо так парня обработать!

А Семён смотрел вокруг и словно видел все новыми глазами. И странно ему было, ведь так много разных рек он посетил, столько красот природы ему открывалось, но никогда это не трогало его душу как сейчас. Ему только хотелось, чтобы и Кошка все это обязательно вместе с ним видела. Таежные запахи, багульник и шум порогов, лесная тишь – все теперь наполнялось для него иным, нежели раньше, смыслом. Он уводил свою Кошку далеко от лагеря и угнаться за ней не мог – такой легкой и неугомонной, – но смотреть на нее, идти за ней – стало любимейшим его занятием. А ведь когда-то он признавал лишь шумные компании у костра. Теперь же хотел в уединении любоваться той, с которой можно было без слов плыть по вересковым зарослям. Он ощущал, что связан с ней неразрывно, и хотя это чувство появилось недавно, оно пронизывало все его существо, как солнечные лучи утром пронизывают летний сад.

Его теперь все беспокоило – и тепло ли она оделась, и не устала ли, и интересно ли ей с ним. Каждый вечер он с особым тщанием ставил их временный дом и устраивал в нем лежбище из спальников, лишь бы Кошке было удобно. Но все чаще его посещала мысль, что временный дом – он и есть временный, а совсем скоро придется упаковать его в рюкзак до следующего сезона. Конечно, они наверняка еще несколько раз до конца лета сделают всем клубом вылазки на природу, но это будет совсем не то, что сейчас. И он заранее тосковал о том, что ему придется расстаться с Кошкой.

А Катерина между тем упорно помалкивала, ожидая, что он предпримет и что решит. Вдруг, это только походный палаточный роман, а дальше ничего не последует, в страхе думала она. Сёма же прикидывал, где раздобыть денег, чтобы снять для них с Кошкой квартиру. У него была в загашнике пара тысяч долларов – заработал перед походом на шабашке. И он решил для себя, что ни дня не будет тянуть, ибо представить себя без Кошки уже не мог.

Поход подходил к концу, и Кошкины глаза становились все грустней. Но Сёма о принятом решении собирался сообщить ей только после определенных реальных действий, хотя ему до глубины души было жалко Кошку. Он пытался утешать ее, как мог, однако свою тайну до времени ревностно хранил.

После возвращения в кемпинг, все до единого, ребята ощущали какую-то невосполнимость прошедшего, его недосказанность и незавершенность. Притихшие и потерянные, сидели они у костра и не находили слов. Это раньше, когда каждый из них совершал свой первый сплав, эмоциям не было предела, сейчас печаль главенствовала над ними.

– Ну ладно, ладно, чего раскисать, – твердил смущенно Тим, хотя и сам, слушая гитару, не мог справиться с комом в горле.

Настал черед укладывать снаряжение в автобус, и Тим как ужаленный бегал из конца в конец, чтобы, не дай бог, чего не забыли, особенно медали и памятные подарки. Он никому не давал продыху, и только Кошку не трогал. Она сидела на парапете, в стороне, с отсутствующим взглядом.

Сёма был занят на погрузке лодок. Но он прекрасно видел и то, как Сонька склоняется к Катерине со своими бабским советами, и то, как Тим мимоходом пытается рассмешить Кошку, и даже то, что настырные бундесы все-таки пришли ее проводить. Ему хотелось накостылять немцам, однако Кошке наверняка было приятно их общество, и он сдерживался. К тому же Тим пару раз уже осадил его:

– Мы в чужой стране, не забывай.

Наконец-то распили последнее шампанское, прокричали на прощанье троекратное ура! и поехали. В автобусе Сёма держал Кошку за руку, но в ее глазах блестели непролитые слезы. Впрочем, девчонки тоже плакали, как и обычно после очередного похода. И только Семен не мог скрыть своей радости, ему не сиделось на месте, он готов был зацеловать Кошку до обморока, а приходилось лишь шептать ей на ухо:

– Ты помнишь, что у нас все будет хорошо?

Она кивала, но голову к нему все равно не поворачивала.

Тим, восседая на кресле начальника, обозревал команду с высоты и то и дело поглядывал на Сёму с Катериной. Много он видел послепоходных расставаний и пар видел множество, тех, что после бурных палаточных романов в обычной жизни так и не соединялись. Но ситуация с Сёмой и Кошкой особенно задевала его, ведь Сёма был его лучшим другом, а Кошка…, она всегда нравилась Тиму.

Он так и не успел переговорить с Семеном об этом. Впрочем, веселый настрой друга почти убедил Тима в том, что ничего серьезного у Сёмы к Катерине быть не может, а потому где-то глубоко в душе Тима разгорался огонек надежды на собственный успех у нее, так что он даже хотел, чтобы сейчас она посильнее обожглась.

По прилету в Москву также на автобусе их должны были развезти по домам. Сёме пришлось выйти раньше Кати. Она держалась изо всех сил, но нежный поцелуй Семена на прощанье сейчас только больнее ранил ее сердце.

Тим подсел к ней, когда она осталась одна, и взял ее за руку:

– Кошка, не грусти так сильно, пожалуйста, – сказал он, заглядывая в ее печальные глаза.