Хьюго Ребелл - Мемуары Долли Мортон

Он тоже встал.

– Если это так, то я не стану вторгаться в жилище мисс Дин, но надеюсь снова увидеть вас. Не сможем ли мы с вами встретиться здесь завтра в три часа?

Я подумал, что встретиться с ним не повредит. Кроме того, если бы я на это не согласилась, он, вероятно, зашел бы в наш дом, и этого следовало предотвратить, если возможно. Поэтому я пообещала встретиться с ним на следующий день в назначенный им час. Затем, пожав ему руку, я попрощалась с ним.

Он задержал мою руку в своей дольше, чем было необходимо, и он тоже сжал ее, в то же время пристально глядя на меня своими блестящими черными глазами, что снова заставило меня почувствовать себя довольно некомфортно.

– До свидания, мисс Мортон, до трех часов завтрашнего дня, – сказал он. Затем он сел на лошадь, коснулся её шпорами и помчался галопом, повернувшись в седле, чтобы помахать мне шляпой. Я с восхищением следила за ним, потому что он был грациозным наездником, а его лошадь – великолепным животным. Более того, я был благодарна этому человеку а то, что он, несомненно, спас меня от серьезных травм, если не от самой смерти.

Я медленно шла домой, обдумывая все произошедшее и чувствуя себя очень весело. Немного романтики вошло в мою до сих пор спокойную жизнь, и я была этим весьма довольна. В будущем мне будет с кем поговорить и с кем погулять. У меня появилась идея, что мы с мистером Рэндольфом будем часто встречаться, но я не думала о вредных последствиях этой затеи.

Подойдя к дому, я обнаружила, что мисс Дин, как всегда, милая и безмятежная, шьет рубашки для наших будущих беглецов. Нежно поцеловав меня, она сказала:

– Ты выглядишь очень цветущей, Дороти. Что сделало твои щеки такими румяными в этот вечер?

Я засмеялась и сказала ей, что меня напугал бык. Но я не сообщила ей об опасности, в которой я находилась, и не упомянула о встрече с мистером Рэндольфом. Я сочла за лучшее промолчать о нем, потому что мисс Дин была очень строгой в своих обычаях и никогда бы не позволила мне встречаться с ним.

Я сняла шляпку, и мы пошли обедать. Это был обильный обед, состоящий из жареной форели, жареной дикой индейки, кукурузного хлеба, гречневых лепешек и мёда. Вечер прошел в обычном режиме. Мы читали и шили, пока не пришло время ложиться спать.

На следующий день в назначенный час и в том же месте я встретил мистера Рэндольфа. Он, видимо, был рад меня видеть и, взяв меня за руки, поглядел с выражением восхищения на лице. (Женщина всегда знает, когда ею восхищаются.) Обменявшись приветствиями, он вежливо протянул руку, которую я взяла, и мы пошли по дороге, пока не оказались в уединенной лощине с мшистыми берегами в тени деревьев. В этом уголке мы сидели бок о бок на траве. Затем он спросил меня о моём детстве.

Я сказала ему, что я сирота и у меня нет никаких родственников. Я рассказала ему также, как стала компаньонкой мисс Дин. Но, конечно, я не намекнула на причины, по которым мы переехали жить в Вирджинию.

Его манера обращения со мной была совершенно уважительной, и я продолжала болтать с ним больше часа. Затем я пошла домой, пообещав снова встретиться с ним через три дня.

Спустя три дня я снова встретилась с ним, и с тех пор мы стали очень дружны, встречаясь друг с другом два или три раза в неделю. Я нисколько не была влюблена в него, но мне нравилось быть в его компании. Рэндольф сильно отличался от любого другого мужчины, которых я когда-либо знала. Он забавлял меня рассказами о своих приключениях – он объездил весь мир – и заинтересовал меня своими описаниями европейских стран, которые я всегда стремилась посетить.

Вскоре я обнаружила, что он довольно циничен и весьма низкого мнения о женщинах, и, судя по тому, как он иногда выражался, у меня создалось впечатление, что его отношение к ним было жестоким. Однако ко мне он, казалось, проявлял некое расположение, поэтому я неизменно встречалась с ним, когда он меня приглашал.

До этого момента он обращался со мной вежливо, но снисходительно, и я была достаточно сообразительна, чтобы понять, что он считал мой уровень развития намного ниже своего. Он был богатым плантатором, выходцем из южной аристократии и членом одного из «FFV», как они себя называли, что означало «Первые семьи Вирджинии», в то время как я была всего лишь дочерью бедного клерка, не имевшего особо серьёзной должности. Вполне заурядная личность, зарабатывающая на жизнь компаньонкой одинокой квакерши. Со временем он мне понравился немного больше, и, следовательно, я стала более близко знакома с ним, в то время как он стал теплее по отношению ко мне. Но пока он не попытался позволить себе хоть немного вольности со мной. (Я и не подозревала, что он ждал только благоприятной возможности.) Он передал мне книги стихов, которые стали для меня источником большой радости, и сам часто читал мне вслух отрывки из Байрона, Шелли или Китса. Однажды днем мы сидели бок о бок в нашем любимом уголке, и он читал мне стихи. Не знаю, кто был автором, но помню, что одно стихотворение было о любви. У Рэндольфа был музыкальный голос, и он читал с энтузиазмом, то и дело глядя на мне в глаза. Я был глубоко тронута сладким, но довольно теплым стихотворением, мои щеки вспыхнули, мое сердце начало биться чаще, а грудь моя вздымалась. Странное чувство, подобного которому я никогда ранее не испытывала, овладело мной. Я закрыла глаза и погрузилась в мягкий сон наяву. Вскоре Рэндольф перестал читать, и всё было совершенно неподвижно, кроме далекой песни пересмешника.

Вскоре я почувствовала, как его рука обвивает мою талию, затем он посадил меня к себе на колени и прижался своими губами к моим в долгом поцелуе. Это был первый раз, когда меня поцеловал мужчина, и я почувствовала, как дрожь прошла через меня с головы до ног. Но я не пыталась уйти. Поцелуй, казалось, заворожил меня. Прижав меня к своей груди, Рэндольф покрыл мое лицо поцелуями, он называл меня разными ласковыми именами и говорил, что любит меня. Я спокойно лежала в его объятиях, чувствуя себя неспособной пошевелиться, и мое спокойствие придало ему смелости. Через мгновение-другое он просунул руку под мою нижнюю юбку и ощупал мой зад через прорезь моих панталон. Только тогда чувства вернулись ко мне. Прикосновение руки мужчины к такой части моего тела подействовало на меня, как гальванический разряд. Мое естественное чувство мгновенно сменилось чувством возмущенной скромности… Я осознала всю опасность, которой подвергалась, и начала яростно бороться в его объятиях, в то же время крича ему, чтобы он отпустил меня. Но он не обращал ни малейшего внимания на мои крики, и я всё никак не могла освободиться от его мощной хватки. Уложив меня на спину, он поднял мои юбки и, разрывая мои панталоны, попытался раздвинуть мои бедра, которые я инстинктивно продолжала крепко прижимать друг к другу. Я сопротивлялась изо всех сил, крича и ударяя его по лицу обеими руками, но вскоре он схватил мои запястья и прижал руки к бокам. Затем, прижав свою грудь к моей, он буквально раздавил меня своим весом. Засунув колени между моими ногами, он раздвинул мои бедра, несмотря на все мои попытки помешать ему. Потом я почувствовала, как его жесткий член касается моего живота в разных местах, как он пытался проникнуть в меня. Но он не мог сделать этого; ибо, хотя я была преисполнена ужасом и вся пылала от стыда, я не потеряла головы и видела, что он не может осуществить своей цели, пока я продолжаю двигать чреслами. Я не изнуряла себя яростной борьбой, а просто продолжала вертеться под ним, и каждый раз, когда я чувствовала, как его «штука» касается моего «места», я дергала бедрами в сторону. Тем самым я мешала ему попасть в меня. Снова и снова он пытался вложить своё орудие в «ножны», но не мог. Я была сильна, здорова и в хорошей физической форме, поэтому продолжала упорно бороться, защищая свою девственность, и одновременно издавая серию громких воплей. Это был ужасный бой! Все мышцы мои болели от напряжения. Каждый нерв в моем теле был натянут до предела. Вес моего насильника выжимал из меня дыхание. Моя грудь вздымалась, словно вот-вот лопнет, глаза вылезли из орбит, и всю меня охватило ужасное чувство отвращения. Но я продолжала упорно сопротивляться, пока, наконец, опасаясь, я полагаю, что мои крики будут услышаны, он прекратил свои попытки изнасиловать меня и, произнеся горькое проклятие, отпустил меня. Затем, встав на ноги, он застегнул брюки. Я вскочила на ноги, тяжело дыша и дрожа всем телом. По моим щекам текли слезы. Я охрипла от крика. Моя одежда была разорвана. Мои волосы распустились и беспорядочно развевались, частично скрывая моё побагровевшее лицо. Вся ошалевшая от стыда, я уже собиралась бежать, когда он схватил меня за руку и, глядя на меня с жестокой яростью в глазах, свирепо прошипел: