Виктор Улин - Исцеление

– Обычный в пакетиках.

– Может, коньяку? – предложил я.

В обычной жизни я пил немного, поскольку дешевой выпивки не переносил, а минимально приемлемый « Хеннесси » уровня « V . S .» стоил слишком дорого для регулярного употребления.

Но он всегда имелся, скованной гостье я был готов налить рюмку. Только одну, не больше: пьяная женщина в постели, как правило, оказывалась кошмаром.

– Н-нет! – в черных глазах Эшли мелькнул ужас. – Никакого спиртного! Только чай!

– Чай так чай, – покладисто ответил я и полез в шкаф за коробкой с разовым « Липтоном ».

Четвертая категория, к которой, кажется, относилась нынешняя избранница, тоже была знакома.

Такие женщины хотели чего-то нового, но не умели переломить стыд.

Или обладали чувственностью нулевого уровня, для поднятия которой требовались средства, мне недоступные.

Слияние с ними бывало по-школьному унылым: изнуряющим, лишенным беззаботной сладости и не приносящим удовольствия ни одной из сторон.

Подобное случалось в моей давней, лишенной опыта жизни – когда секс как логическое завершение чаепития воспринимался лишь досадной обязанностью. Или проходил со смехом при взаимном понимании ненужности этапа.

Да, как ни странно: мне приходилось встречаться с женщинами, которые хохотали даже в момент, который когда-то имел условное название « das ist fantastisch ».

Посадив подобную гостью на такси, я задавался вопросом, для чего она ко мне являлась.

Сейчас было еще хуже: мы с Эшли еще не взглянули в направлении постели, а я уже этого не понимал.

Но все-таки я провел ее на кухню, предложил и кофе и чаю и коньяка.

Я вел все согласно протоколу: если женщина настойчиво домогалась встречи, то было неприлично сразу показывать, что ничего от нее не жду.

Систему первоначального узнавания я отработал, применение не составляло труда.

В моей узкой передней было тесно и по-ненатуральному светло, там я заботился лишь о том, чтобы раньше времени не задеть ее грудь.

Я увидел икры Эшли, когда отступил в гостиную, но ничего большего оценить не смог.

На кухне обстановка была более благоприятной: большое окно наполняло солнцем, квадратная форма позволяла расположиться свободно.

Я усадил гостью за стол так, чтобы ничего не мешало ее рассматривать. Она молча пила чай, опустив в чашку густые ресницы, чувствовала мой взгляд, но не противилась.

На вид ей можно было дать лет тридцать.

Лицо Эшли не могло назваться кукольно красивым, но притягивало. Благородное во всех чертах, оно хранило бледность.

Ее грудь была не большой и не маленькой, черное платье натянулось, но не давило тяжестью. Наверняка мне предстояло увидеть пару умеренных полушарий, какие я любил больше всего.

Бедра слегка расширялись, давали понять, что их обладательница недевственна и не пренебрегает чувственными опытами. Но в отношении материнства они молчали: я знал рожавших женщин с тазом не шире плеч и нерожавших, которым оказывался мал мой широкий кухонный стул.

Колени, придвинутые одно к одному, спокойно смотрели сквозь черный эластик, были круглыми и обещали удовольствие от прикосновения.

Эшли казалась миниатюрной, но не хлипкой; ее стоило назвать крепкой, если бы под словом « крепкий » подразумевалась не склонность к полноте, а идеальная соразмерность частей.

Еще раз окинув гостью внимательным взглядом, я подумал, что к ее угольным волосам и мелово бледной коже идеально идет именно такой, черный наряд.

В этой женщине все казалось органичным.

Непривычными казались только широкие браслеты из непонятного материала на ее запястьях. Таких я никогда не видел.

Но любая женщина имела право быть экстравагантной в меру желаний.

Скорее всего, слияние с нею могло оказаться непривычным, но приятным.

– Еще чаю? – предложил я, заметив, что Эшлина чашка пуста.

– Нет-нет, спасибо, – она откинулась. – Хватит.

– Точно? – я зачем-то уточнил, словно это имело значение

– Да.

Я встал.

Стул ободряюще скрипнул.

Несмотря на скованность первых минут, все шло по плану.

Не могло не идти, если Эшли приехала сюда с обозначенными намерениями.

Все женщины были разными во внешних проявлениях; изъявив желание сходить на сторону, иные до последнего момента держались отстраненно, говорили знаками и жестами, молчали.

Я улавливал состояние без слов.

Сейчас настало время действия.

Последнее заключалось в том, чтобы продвинуться ближе к телу.

Переставив стул, я сел рядом с Эшли.

Ложка звякнула, она отодвинула чашку и быстро взглянула на меня.

Спокойно улыбнувшись, я опустил ладонь на круглое, розовато просвечивающее колено.

Она дернулась и с быстротой молнии отпрянула вместе со стулом.

Я успел ощутить, что несмотря на жару, нога под эластиком столь же холодна, как и рука.

– Извините… – пробормотал я.

Впервые за последние годы я растерялся.

В студенческие времена случалось всякое.

Двадцать лет назад все было иначе, чем сейчас. Девушки находились под тенью коммунистического ханжества, каждая требовала индивидуального завоевания; этапы включали различные – чисто советские – выверты типа эквилибристики на перилах балкона.

Надо сказать, что в период первоначального насыщения женским телом это не казалось утомительным. Напротив, плод, доставшийся нелегким трудом, казался более сладким.

Но потом стало ясно, что жизнь коротка и ее вряд ли стоит тратить на клоунаду.

Современность изменила все.

Женщины, которые нуждались в том, чтобы их добивались, остались старыми девами, либидо распыляли перед иконами.

Нормальные жили нормально.

Сейчас казалось обычным, когда девушка лет двадцати на порнокастинге говорит, что у нее было не « целых тридцать » сексуальных партнеров, а « всего тридцать ».

Только неумные могли жить в целомудрии, откладывая все на потом.

Желающие секса вели себя просто.

Но если дорога в тысячу километров требует первого шага, то путь к высоте чувственного наслаждения начинается с прикосновения к коленке.

Реакция Эшли сбила с толку.

Теперь я не понимал абсолютно ничего.

Выпрямившись и проведя рукой по лбу, я сказал:

– Извините еще раз.

– Все в порядке, – гостья дернула головой.

Колени смотрели на меня и, кажется, тоже ничего не понимали.

Я вздохнул.

В кухне упала тишина, нарушаемая лишь ходом часов, которые висели на стене справа от вытяжки.

Когда-то очень давно – еще до женитьбы, при родителях – на кухне моей Ленинской квартиры тоже имелись часы. Не настенные, а простые, они стояли на буфете.

Те мелодично выпевали « тик-так ». Я знал, что внутри вперед и назад колеблется маятник, напоминая о том, что время – живая сущность и от него зависит жизнь.