Бадри Шарвадзе - Дочери Лота и бездарный подмастерье. Часть 2

– Такую любовь я бы не перенесла в больших дозах, и с кем-нибудь еще кроме тебя.

– И на том спасибо. А как идет ее подготовка к взятию на себя ноши земной?

– Не все сразу.

– В чем загвоздка?

– Их немало. Видишь ли, она, к примеру, никогда не отдавалась за деньги, не зная имени того, с кем любится.

– Ну и отлично! У нее есть шанс пойти другим путем и сравнить на досуге недостатки и достоинства обоих.

– То, чем я занимаюсь здесь, не прижилось у нас.

– Как это? Насколько я знаю, твой родной город втрое больше этого.

– У нас не принято платить.

– Вот это новость! Что у вас, мужиков не хватает? А может, они все занимаются напряженным умственным трудом, скажем, философией? И последняя мировая война нас одинаково задела, как я понимаю, да и она уже давно вроде бы завершилась. В чем же дело?

– У нас все девки подряд гуляют, кто за улыбку, кто за плитку шоколада, кто за полбутылки горилки, а кто просто за парочку оплеух или пинок под зад.

– Нет, пожалуйста, не говори мне таких страшных вещей! Я не хочу знать, что происходит на окраинах цивилизации. – Мохтерион привстал. – Какой же я дурак, что не ценил местных вечных девственниц. Если бы не их сверхцивилизованно-фанатичная тяга к сохранению девственности, мы погибли бы с голоду. Я чувствую в себе жгучую потребность выпить за их здоровье. Разве ты не согласна с тем, что если кто и может по достоинству оценить подвиг сохраняющих свое сокровище девственниц, так это именно проститутки?

– И проституты тоже.

– Принимаю поправку. Правда, у меня лишь порошковое молоко, искусственный мед да позавчерашняя сдобная булка, но ритуальная часть здравицы в честь наших святых будет проведена на высоте, – и Подмастерье отпил из приготовленного с утра стакана с молоком, в котором засахаренный мед еще не успел как следует раствориться.

Аколазия переждала, пока Подмастерье не закончил свой второй завтрак, и спросила:

– Ты вчера звал, наверно, не для этого.

– Верно. Совершенно верно, для другого. Я кое-что приготовил для тебя. – он подошел к тумбочке. – Это Библия. На моем столе рукопись, которую я занесу тебе через полчаса. Устная форма обучения отменяется. В новом курсе ты будешь читать небольшие тексты, обдумывать их, и мы будем обсуждать их, если возникнет в этом необходимость. Основная цель нового курса – научиться читать при соблюдении святости наших профессиональных интересов. Я не шучу. По прошествии длительного времени после того, как человек научится читать, и по прошествии достаточно долгого времени, когда он начинает думать, что уже понимает все из того, что ему дано понимать, перед некоторыми встает или может встать задача вновь научиться читать на основе достигнутого понимания. Я очень хочу, чтобы ты была в числе этих людей.

Но что же может толкнуть на такое предприятие, с виду столь непривлекательное? Боюсь, удовлетворительного ответа на этот вопрос нет, как и на многие из тех вопросов, которые мы уже ставили. Конечно, вечно учиться читать – значит вечно учиться понимать. Вечно учиться – значит постоянно чувствовать даль горизонта, к которому надеешься наконец приблизиться окончательно.

Одна человеческая жизнь слишком коротка для того, чтобы возникло искреннее желание понимать и чтобы успеть удовлетворить его. Более того, жизнь всего человечества несоизмеримо коротка для удовлетворения этого желания. Было бы, разумеется, несправедливо, чтобы все люди и все народы в одинаковой мере терзались им. Но лучше быть в несущем бремя меньшинстве, чем наслаждаться радостями непонимания при безоблачной прозрачности сознания.

А теперь в двух словах я скажу о теме нашего курса. Многое из того, что мне хотелось бы поведать сейчас же, но на что нет времени, я успею наверстать в будущем, если на то будет воля Божья.

III

Весь курс будет состоять из двух-трех страниц уже упомянутой истории Лота. В первозданном виде она будет у тебя всегда под рукой, в Библии. То, что я буду давать тебе, является одним из вариантов прочтения. Курс будет успешен только в том случае, если в его конце у тебя возникнет вариант собственного прочтения, который лучше вырабатывать в процессе чтения основного, ветхозаветного текста и побочного, моего. Надеюсь, я говорю о понятных вещах.

Но, собственно, откуда и как должно возникнуть твое прочтение? Краткий, очень несовершенный, но в первом приближении совершенно верный ответ на половинку вопроса будет таким: из твоей жизни. На вторую половинку мы будем стараться ответить в процессе учебы. Пока я могу сказать лишь то, что любой текст, любые явления, узнаваемые из него, могут усваиваться лишь в соответствии с их сопоставимостью и соразмерностью твоему жизненному опыту.

Если произойдет чудо, а оно происходит крайне редко, хотя от этого не становится менее привлекательным и желанным, и к его достижению я тебя подталкиваю, то твой жизненный опыт изменит текст, а текст изменит твой жизненный опыт. Изменение основных мотивов текста может подчас увести в сторону от общераспространенного его понимания в целом или наиболее заметного слоя в нем, но оправданием этого изменения может послужить степень изменения твоего жизненного опыта от соприкосновения с текстом.

Понимание, которое должно последовать за очередным обучением чтению, является не чем иным, как процессом взаимопревращения читателя и текста. Как только это взаимопревращение прекращается, прекращается и понимание. Человек готов к новому витку, чтобы нести бремя, казалось бы, слишком хорошо известного процесса – научения чтению. Только профессиональные, в смысле качества работы и деятельности, мыслители могут позволить себе не знать, что скрывается под процессом чтения, соприкосновения текста и читателя, для всех остальных в этом процессе никаких загадок нет.

Я не хочу забегать вперед, но замечу, что текст – это не только писаный текст. Текст – это все, что воспринимается нами: от полной луны до немытого члена клиента. Мир со всеми людьми в нем – текст, лишь с другими знаками. И читатели – это не только те, кто глазами пробегает напечатанные строчки. Я думаю, ты без лишних объяснений понимаешь, с какой проблемой мы собираемся сцепиться. Только не смей мне заикаться, что ты не все понимаешь! И это после курса древнегреческой философии! Не осрами меня, смотри!

Мы ничего не проиграем от того, что нечто похожее на то, о чем повествует история Лота, будем считать имевшим место в действительности. Она была кем-то записана, и для нас же будет лучше считать этого человека, несмотря на безыскусность рассказа, исключительным человеком. Будем считать так предварительно, ибо, если мы ничего особенного не найдем в его рассказе, выйдет, что мы оглупляли себя таким отношением к нему. Наше же первоначальное отношение вполне может подпасть под влияние тех, кто ценил и хранил поведанное им за ее исключительность.