Александр Дан - INSOMVITA. Психологический триллер с элементами детектива

Профессор отложил книгу и, скрестив руки на груди, после небольшой паузы обратился к первому ряду слушателей:

– А вот что толкает отдельного индивида на путь к саморазрушению – вопрос спорный и до конца не изученный. Впрочем, как и сам человек, будучи на протяжении нескольких тысячелетий объектом особого наблюдения и изучения, в конце концов, даже на исходе нашего двадцатого века является чем-то малоизученным, трудно поддающимся исследованию и анализу.

Вдруг прозвенел звонок, возвестивший об окончании лекции, и в аудитории послышался шёпот, но профессор, повысив голос и мельком глянув на часы, монотонно и твёрдо продолжил:

«В парадигме человеческой истории обстоятельства, приводившие к суициду, были настолько различными, насколько разными были и сами люди, выбравшие этот путь или, если быть точнее, такой финал своей жизни. Это приводит к мысли о том, что сколько людей – столько и возможных решений в классификации обстоятельств, которые приводят человека к самоубийству.

Но насколько такой шаг может изменить условия, толкнувшие человека к подобному финалу? Может ли это изменить людей, повлиявших на сами обстоятельства, вынудившие человека принять подобное решение? Сомнительно, ведь люди в подавляющем большинстве своём редко меняются. Могут, конечно, в силу тех или иных обстоятельств выдавать себя за других или прикидываться лучшими, чем есть на самом деле, то есть скрывать свою доминантную сущность, но со временем она обязательно выйдет наружу, ибо притворство имеет кратковременный характер.

Может ли этот шаг саморазрушения изменить окружающий мир? Вряд ли, – профессор снова сделал многозначительную паузу и посмотрел на аудиторию, – жизнь, молодые люди, будет продолжаться и течь своим чередом, как и прежде, но человек, к сожалению, становится уже не активным её участником, а, скорее всего, пассивным наблюдателем».

Эту лекцию профессора философии Карлового университета в Праге, где он изучал право, мужчина запомнил надолго и не раз задумывался над его словами, находясь в поиске ответа на свой вопрос, когда разум наталкивал его на мысль о самоубийстве.

Но было одно обстоятельство, которое сводило на «нет» теорию причинно-следственной связи суицида. Что если какой-то человек де-факто и есть посторонним наблюдателем своей жизни? Что если он и без этого шага наблюдает за самим собой откуда-то изнутри своего подсознания, не в силах что-либо изменить в ней, дополнить или измениться самому? Что если это наблюдение, независимо от умственного стремления человека, дамокловым мечом висит над его рассудком в течение всей его сознательной жизни? Что тогда изменит этот последний шаг в небытие? И может ли он что-либо изменить вообще?

Невдалеке, у обочины шоссе, стояло такси со включённым двигателем. За рулём сидел индус и под громкую музыку с улыбкой на лице напевал незамысловатую мелодию индийского фольклора.

«Ну и пассажир попался сегодня, – размышлял тот, – дал тысячу евро, чтобы добраться в эту захудалую, Богом забытую в горах деревушку».

Особого желания ехать сюда у таксиста не было и петлять по горным серпантинам по скользкой обледеневшей дороге его не прельщало вовсе. Но он согласился. И не только из-за гонорара. Таксист видел, как несколько его коллег отказали пассажиру, и ему стало просто по-человечески жаль этого одинокого, уставшего, легко одетого мужчину.

«Явно не по сезону», – отметил про себя индус, взглянув на его одежду, когда пассажир подсел к нему у железнодорожного вокзала.

Действительно, одет он был неподходяще для этого времени года. Тоненькое кашемировое пальто, чёрные, тщательно выглаженные брюки и осенние туфли. На шее – несколько раз закрученный большой толстый тёмно-синий шарф грубой вязки. Волосы на голове всклокоченные, на лице трёхдневная щетина. И никакого багажа в руках, что странно для человека, который шёл из здания вокзала.

Дорога сюда была жутко скользкой. Вечером выпал мокрый снег, а ночью мороз скрепил влагу на гладком асфальте шоссе, и к полуночи оно превратилось в сплошное стекло. Дорожные службы сюда ещё не добрались, и индус долго размышлял, ехать ли, но пассажир авансом дал в три раза больше, чем на самом деле стоила эта поездка, даже с учётом обратной дороги.

Всё время пассажир молчаливо наблюдал из окна автомобиля за дорогой. С одного взгляда было понятно, что он не намерен вести беседу, и таксист, вставив видавшую виды кассету, включил магнитофон. Из динамиков полилась негромкая, ритмичная мелодия под аккомпанемент таблы 3 3 Та́бла – индийский ударный музыкальный инструмент. Небольшой парный барабан, основной ударный инструмент индийской классической музыки североиндийской традиции хиндустани, используемый для сопровождения вокальной и инструментальной музыки и танца в стиле катхак. Распространён также в странах индийского субконтинента. . Индус с широкой белоснежной улыбкой на смуглом лице посмотрел в зеркало заднего вида на пассажира, но тот, погрузившись в собственные размышления, не обращал на него никакого внимания и продолжал уныло наблюдать за густо укрытыми толстым слоем снега деревьями, появляющимися в свете фар автомобиля и исчезающими в темноте зимней ночи.

Не доезжая несколько километров до деревни, пассажир вдруг попросил остановить такси.

– Прошу вас, остановите здесь, будьте любезны, – произнёс он хриплым голосом, разглядывая местность. – Да, да… именно здесь. И подождите меня.

Пассажир вышел из автомобиля и уверенно направился прямиком в сугробы нетронутого снега. Эти места явно были ему знакомы, так как с дороги ничего не было видно дальше нескольких десятков метров. Когда он уверенно шагнул в глубокие снежные сугробы, индус вздрогнул – холод он терпеть не мог.

Прошло уже почти двадцать минут, и индус решил выйти посмотреть, куда тот подевался.

Внизу от дороги, в пятидесяти метрах от автомобиля, пассажир молча стоял на краю обрыва и, не двигаясь, засунув руки в карманы пальто, всматривался вдаль.

Индус вернулся в тёплое авто, громко хлопнув дверью. Он посмотрел на уровень топлива на приборной панели и, недовольно причмокивая, покачал головой.

Пассажир всё так же продолжал неподвижно стоять над рекой, прислушиваясь к шумному потоку её тёмных вод.

«Встречаются же в жизни оригиналы, – размышлял таксист, поёжившись от холода, – на улице ночь, снег, мороз, а этому чудаку всё нипочём. О чём можно размышлять на таком морозе?»

Тёмная фигура мужчины, словно языческий идол, возвышалась над ущельем. Одиноко стоя над обрывом, мужчина пытался понять, где с ним «это» произошло впервые. Именно «где», а не «когда», поскольку точное время врезалось в его память навсегда. Само место, где это произошло, он также запомнил и, тысячу раз возвращаясь в мыслях туда, в тот день, он пытался понять, где это происходило на самом деле, так как понимание места, где всё произошло, не могло дать ответ на вопрос, в какой именно его жизни это случилось впервые.