Шмиэл Сандлер - Насмешка дьявола. Эротические заметки из желтого дома

© Шмиэл Сандлер, 2020

ISBN 978-5-4496-1375-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Впервые предательскую слабость я почувствовал в 60 лет.

Любовницей у меня была немолодая женщина и в постели я был уже не тот.

А между тем желания мои не угасли.

Я с горечью думал об этом, совершая дежурный променад по тихим аллеям сада Тюильри.

Я любил этот старинный парк с его милыми зелеными лугами и античными скульптурами в стиле архитектурных композиций Лувра.

Раньше здесь гулял весь парижский бомонд, а теперь все больше иностранные туристы.

Любуясь декоративными газонами парка, я увидел девушку замечательной красоты: нежное личико, русые волосы, стройные ноги и высокая грудь.

Я был поражен ее внешностью, у меня заныло в паху и эротические сцены закружились в моем воспаленном воображении. Однако рассчитывать на интерес со стороны этой красотки явно не приходилось. Для меня она была недостижима, как мираж в аравийской пустыне. Мне стало обидно за свои седины и в сердцах я произнес фразу, которая отражала мое упадническое настроение:

«Я бы продал душу дьяволу, чтобы побыть с годик молодым и сильным»

Почему я этого хотел? Потому что в молодости, будучи сильным и страстным парнем я упустил кучу шансов насладиться женскими ласками отчасти по своей природной робости, но больше из-за отсутствия опыта.

Да, я любил, страдал, предавался греховной страсти, но все это по-мальчишески робко, неуклюже и вперемешку с бешеной мастурбацией. Это сейчас я могу заговорить любую женщину, окружить ее вниманием, осыпать водопадом тончайших комплиментов, умело пробуждая в ней чувственность, но от моей выдающейся чувственности остался пшик, за который я не дал бы сегодня и пару китайских юаней.

Не то, что я вовсе не могу завести женщину так, чтобы она зазвенела как струна в руках гениального музыканта. Нет, слава Богу, за счёт опыта и знания женской психологии я вполне способен еще привести ее к ярчайшему оргазму и может быть даже не к одному. Однако, интерес к сексу, юношеский пыл и олимпийскую выносливость, присущую мне в юные годы я теряю стремительно и в этом трагедия моего возраста.

Я не ханжа, не утонченный развратник и не сторонник строгих нравов.

Я по-прежнему заглядываюсь на молодых, красивых женщин и частенько посещаю своих подружек постарше, но они меня, увы, не возбуждают. Дорвавшись до молодой трепетной любовницы, я могу часами смотреть на ее гениталии, восторгаясь дивным творением природы, но ведь не моей художественной оценки ждет от меня молодая красивая пассия. Ей нужен не заумный эстет, а могучий неутомимый член.

Мои желания продолжали бушевать во мне, но незыблемая твердость фаллоса осталась в прошлом. Я тяготился обязательствами по отношению к немолодой любовнице, понимая, что Обязан и Должен, но любой предлог, позволяющий отсрочить интимную близость, воспринимался мной как благо и шанс поправить ситуацию, укрепить свое тело особым питанием и спортом в надежде вернуть утраченную мужскую силу.

Впрочем, никто ведь от меня этого и не требовал: к достоинствам моей подружки Люси я бы отнес и то обстоятельство, что она любила меня без всякой связи с моей мужской состоятельностью, так что я вполне мог примириться с процессами собственного увядания. Но я не желал принимать милостей от женщины точно так же, как великий Мичурин не ждал их от природы. Почему я вдруг вспомнил русского селекционера? Потому что мой подход к прелестному полу целиком и полностью отражал суть его знаменитого тезиса «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Я не ждал от женщин понимания моих возрастных трудностей и считал себя ущемленным, если мне не удавалось раз в сутки одарить ее своим мужским вниманием.

Возвращаться домой мне не хотелось, опять надо лгать женщине, что тебе нынче нездоровится – прозрачный намек на то, что сегодня на жаркую ночь она может не рассчитывать.

Погода быстро менялась, холодный ветер щипал мне нос и уши.

Я зашёл в неаполитанское кафе согреться и поразмыслить над сомнительной дефиницией Шопенгауэра: «Оптимизм, как порочный стиль мышления»

Я выбрал столик и подозвал официанта.

Подошел гарсон русского происхождения. Это был крупный лысый мужчина с потертым фраком и несвежим полотенцем, перекинутым через левую руку.

С похвальной скоростью русский принес мне маслины, пиво и пиццу под сицилийским флагом.

«Мерси» – сказал я, и приступил было к пиву, как вдруг услышал голос человека, подсевшего, напротив, со стаканом апельсинового сока:

– Еда – последнее удовольствие, которого судьба не может лишить нас, не так ли, сударь?

Человек этот был одет старомодно – сюртук, бабочка и цилиндр с плоскими полями. Нос с горбинкой и бородка «А ля Ришелье» делали его похожим на сурового дона, который железной рукой правит преступной мафией, наводя ужас на местных лавочников. Я ощутил смутное беспокойство: подозрительная личность.

Невольный сосед мой смотрел на меня пытливо и мне показалось, будто он знает или догадывается о моих мыслях. Дерзкие зеленые глаза его пронзали меня насквозь, а лицо имело выражение недоброй усмешки. Он говорил с тяжелым немецким акцентом и держался с фамильярностью провинциального коммивояжера. Впрочем, у меня не было повода послать его к чертям, да и небезопасно это по нынешним временам, поди, знай, может он и в самом деле крутой гангстер, а мне неприятности ни к чему.

– Мсье обращается ко мне? – вежливо спросил я

– Да, – сказал он, – я тот к кому ви взываль час назад со специфический просьба…

Я напряг память, честно говоря, в последние дни у меня не было желания общаться с кем-либо и тем более взывать со специфической просьбой.

– Извините, не припоминаю»

– Уважаемый мэтр, ви сказаль: «Я бы продавал душу дьявол, чтобы быть один год молодой и сильный»

– Да, кажется, я сказал это… Но позвольте, кто вы такой?

– Граф де Шатильон Валлийский, – представился он голосом мажордома объявляющего очередного гостя, – я готоф купить ваша душа, сэр.

Он сказал это с таким видом, будто посвящал меня в рыцари круглого стола.

Граф носил старомодный сюртук и орден почетного легиона. Старый цилиндр и орден на ленточке не очень вязались с его щегольской бабочкой, и это утвердило меня в мысли, что передо мной шут пытающийся выдать себя за дьявола.

– Душу! – насмешливо спросил я, – вы сказали душу, милостивый государь?