Maxime - Дочки-матери

– Ой, девочки, сейчас что расскажу, не поверите. Пристал ко мне один мужик в поезде. «Пойдём, – говорит, – в тамбур, покурим». Я ему такая: «Не курю». А он: «Идём, не пожалеешь». И подмигивает, представляете?

Катя первая захихикала, поймав мельком улыбку на лице Насти. Катя сразу догадалась, что смеяться не опасно, Вероника не обидится. Дальше она посмеивалась не переставая, слушая рассказ.

– И что дальше? – Настя нырнула через рельсы, чтобы срезать путь к воротам выхода. Девчонки поскакали за ней.

– Ну один парень там рядом сидел в очках, говорит с серьёзной такой миной: «Оставьте девушку в покое». А сам мне глазки строит, представляете? Я чуть не описалась.

Катя прыснула в кулак, Настя тоже не сдержалась, хохотнув слегка.

– И что же мужик? – теперь уже Катя горела желанием узнать, чем всё закончилось.

– Опять: «Пойдём, – говорит, – покурим». Только уже очкарику.

Настя и Катя продолжали смеяться. Их смех лишь сильнее подзадоривал Веронику к новым откровениям.

– Ну, а очкарик что? – спросила Катя, немного успокоившись.

– Тоже говорит: «Я не курю».

Все трое рассмеялись громко и весело, словно с цепи сорвались. Перезвон девичьего хохота летел по всей округе, чем несказанно будоражил сонное царство провинциального городка.

Редкие прохожие оглядывались, на секунду выходили из хмурого забвения. Лица их освещались светлыми улыбками, глаза блестели сквозь завесу печали. Но не долго. Уже через минуту тягучая нить навязчивых гнетущих мыслей вновь увлекала их в царство безысходности и давящей пустоты.

Вероника закончила рассказ, глубокомысленно поводя карими глазками вокруг:

– Короче, я кое-как от них убежала в другой вагон. Хорошо, что никто не догадался меня там искать.

Проворство Насти было по заслугам оценено местными извозчиками. Пока остальные пассажиры плелись в хвосте, подхватывая на бордюрах тяжёлые сумки, чертыхаясь на ухабах, подружки с гоготом добежали до закрывающихся дверей маршрутного такси, скользнули на заднее сиденье и затесались в самый угол. Им предстояла нескучная поездка в компании озорной столичной гостьи.

– Твоя мама уже уехала или ещё здесь? – спросила Вероника у Насти, когда деньги за проезд были переданы вперёд и микроавтобус резво набрал ход.

– Уехала.

– Так вы, значит, одни сидите. Папы и дочки. Ну и чем занимаетесь, если не секрет?

Катя с Настей переглянулись, напряглись, чтобы не заржать. На их лицах заиграли улыбки, в блестящих глазках легко читалось смущение.

– Рыбу, что ли, ловите?

Катя низкими «и-и-и» заржала лошадкой в кулачок.

– Точно, рыбу ловите. На червя или сеткой?

Теперь уже Настя присоединилась мелкими смешками, стеснёнными обстоятельствами маршрутки.

– О! Я тоже хочу так рыбу ловить. Весело у вас!

Кое-как они добрались без шума и гама до заброшенной остановки, от которой до дач оставалось пройти чуть меньше километра.

Вероника, последней выпрыгнувшая из мигом укатившего уазика, присвистнула от культурного шока. Вокруг стояла лесная непроходимая глушь. Смеркалось.

– Мальчики здесь есть, или только ваши папы и медведи?

Девчонки опять заржали.

– А тебе всё мальчиков подавай, – Настя смирилась с тем, что будет весело, шмыгала носиком, изображая недовольную цацу. – Угомонись ты наконец.

– Ты ведь меня знаешь, я без мужского внимания, как роза без воды: начинаю чахнуть.

Они выдвинулись медленным шагом в сторону дач. Утрамбованная дорожка уходила в лесную чащу.

– Будет тебе внимание, ты только не слишком усердствуй, – Настя вздохнула с облегчением. Теперь, когда, казалось, смеяться можно сколько угодно, смеяться вдруг расхотелось. Лес давил тишиной осуждения.

– А чё так? завидуешь? – Вероника продавливала вопрос с мальчиками, пусть и взрослыми.

– Ага, завидую.

– Завидуешь!

– Делать мне больше нечего.

Они зашли в лес, прошли по дорожке несколько сот метров. С левой стороны начались дачи, заблестели жестяные коньки крыш в лучах заходящего солнца. Настя прошла немного вперёд, и Вероника, поотстав с Катей, переключилась на допрос младшей сестицы:

– А чей папа красивее: твой или Настин? – спросила она то ли в шутку, то ли всерьёз.

– Да они оба красивые, – Катя усмехнулась.

– Твой ведь папа не женат, кажется? – продолжала куралесить Вероника.

– Да, он недавно развёлся.

– Зачем люди женятся, не понимаю. А потом разводятся. Как твоего папу, кстати, зовут?

– Андрей Владимирович.

– Андрей-воробей, – повторила Вероника зачарованно. – Был у меня один Андрюша. Член, как у воробья. Два сантиметра, не больше. Я так смеялась, когда в первый раз его голым увидела. Думала со смеху лопну. А он обиделся и ушёл. Твой папаша, надеюсь, не такой?

– Нет, у него с этим всё в порядке, – Катя нахмурилась. Ещё не хватало, чтобы Вероника при ней оскорбляла достоинство отца.

– Опаньки! – всплеснула руками Вероника. – А ты откуда знаешь?

– Ну так, – Катя вдруг осознала, что допустила оплошность.

«Язык мой – враг мой!» – корила она себя, вспоминая заученную в своё время поговорку, из которой так и не смогла извлечь урок.

– Видела, что ли?

– Нет, Настя видела, – Катя заплеталась в мыслях. Что бы такое ответить, чтобы не выставить себя дурой болтливой.

– Ничего себе! – Вероника опять вытаращила глазёнки по монете.

– А ты за моим папой подсматривала, так что нечего рассказывать, – Настя, слышавшая весь разговор, замедлила шаг и теперь возвращала должок.

– Я смотрю, вы здесь не скучаете, – Вероника, довольно ухмыляясь, натягивала шлейки рюкзачка.

Настя с Катей хихикали, переглядываясь.

– Да, – Катя вдруг вспомнила очень важную деталь, которую непременно хотелось сообщить, – у Михаила Анатольевича очень большой член. Особенно, когда стоит.

– Вот это да! – Вероника опять вытаращила глазки. – Большой, это сколько?

– Примерно такой, – Катя сложила руку в локте и зажала кулачок.

– Не, таких не бывает.

– Честно, – Катя растерянно улыбалась, – спроси у Насти, она тоже видела.

– И чего он, возбудился? На вас, что ли? – Вероника быстро вникала в обстоятельства дачных развлечений.

– Не знаю. Мы за забором прятались, а он писать ходил.

– Всё равно странно.

– Настя говорит… Ой, извини, Настя. Мне, наверное, нельзя рассказывать, да? – Катя окончательно запуталась в том, что можно говорить, а что нет, и какие это может иметь последствия.

– Да ладно. Чего уж там. Рассказывай, – усмехнулась Настя, обиженно надув губки.

– Так ты сама расскажи.

– Я, может, не хочу ничего рассказывать, – Настя стала мрачнее тучи.

– Извини, – пискнула Катя.

– Не знала я, Катя, что ты такая болтушка, – Корчагина гневно сверкнула чёрными глазками.