Этьен Экзольт - Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами

Двойное непреодолимое превосходство окружило меня, равно интеллектуальное и физическое, я ничего не мог противопоставить ему, способному полностью уничтожить меня за несколько затворнических дней. Необходимо было признать, что план и воплощение его были великолепны и то, что исходили они не от вражды или ненависти, но представляли всего лишь игру, воплощение хитроумного разума, превращало их в подарок жертвенной щедрости. Как игрок в марбунагу, увидевший непреодолимое поражение через несколько ходов, я мог улыбнуться, признать его, пожать руку противнику, в молчании покинуть поле боя, признавая собственное ничтожество, молча и стиснув зубы сидеть в пустом гостиничном номере, вцепившись в кресло и не снимая костюма, выбирая способ незаметного самоубийства. Отученный от поспешности многими своими ошибками, я предпочел все же сначала расспросить Снежану. Шипастые щупальца удушали цифры десять и одиннадцать, мне следовало поторопиться, если я правильно помнил ее расписание. Квартиру я покидал в спешке, не заглянув, согласно традиции, в фотоальбом, где хранились непристойные фотографии моих родителей, немало вытянувшие семени из нас с братом, захлопнул дверь, отправил ключ на прежнее место, выскочил на улицу, оглядываясь в поисках способа сократить путь. После встречи с Михаилом я должен был отправиться в ином направлении и тогда, после сорока минут неторопливой прогулки, оказался бы там, где мог бы встретиться с моей разборчивой предательницей. Выбрав показавшееся мне верным направление, я бросился вперед так быстро, как только могла позволить мне разболевшаяся нога. При каждом шаге холодная, колючая боль проходила от правого колена через бедро к промежности, брезгливо в ней останавливаясь и исчезая до следующего напряжения. Со страхом ожидая прикосновения к асфальту, я тем самым существенно замедлял себя, прорываясь сквозь арки, спотыкаясь о выпавшие из стен округлившиеся кирпичи, поскальзываясь на стекающей со стен сладкой молочной гнили, задыхаясь от обеззараживающих испарений покрывающего их красноватого мха.

Выскользнув из очередной сдавленной непристойности, я осознал себя находящимся на узкой улице, превратившей темную сторону в высокую желтую стену, лаково блестящую защищающим ее от граффити покрытием, бережливо прикрытую сверху колючей проволокой, брезгливо взирающую на меня черными морскими звездами видеокамер. Тяжелые от стыдливых и безгрешных черных плодов деревья нависали над ней бесформенными уплотнениями тоски, где-то за гневливой прочностью истерзанных кирпичей исступленно дрались носухи. Могло показаться, что стена тянется бесконечно, стягивая собой весь город, но я знал, что ею ограничен лишь относительно небольшой район, так и не восстановленный после Войны Воспоминаний. Любой местный житель знал способ определить слепое место между камерами, я же, вдобавок к тому, был обучен старшим братом, как можно забраться по гладкой поверхности стены, миновать колючую проволоку и избежать всех опасностей после. Ни одного из тех сокровенных знаний мне не пришлось применять, ибо в первом же слепом месте я обнаружил прикрытое опустившимися ветвями деревьев и вьюном барсучьей ягоды отверстие, через которое и пробрался, лишь слегка оцарапав левое плечо.

Уже давно я не был в Гнилом Городе. Последний раз я пришел сюда со Снежаной, через несколько дней после того, как она бормотала во сне о том, как ее насилуют на его одряхлевших улицах. Скорее всего, сама она не заметила и не запомнила того своего сновидения, но часть его осталась в ее венах, добралась до мозга бесплотным тромбом и тянула девушку в темные, безрадостные, выглядящие самыми опасными переулки. Едва поспевая за ней, я ухмылялся, занимая себя вопросом о том, был ли ее сон пророческим, доведется ли мне наблюдать за тем, как совершится над ней насилие, но ничего подобного не произошло, мы никого не встретили, она вернулась домой недовольная и раздраженная. После того, как влагалище девицы получило мое семя, что всегда сопровождалось и переживаемым ею оргазмом и в дополнение к тому я полчаса сосал ее клитор, она породила скандал, обвиняя меня в том, что я не уделяю ей достаточно внимания.

Город не любил тех, кто не нес в себе его крови. Не обращая внимания на их мольбы, на их вдохновенные просьбы, он позволял им существовать в его пределах, ни никогда и ничем не помогал. Городу нравилось, чтобы те, кто родился под вой его злопамятных ураганов, кто издал утверждающий жизнь крик вместе с ударом молнии в окружавшие его горы, кто с первым вдохом втянул его пряные туманы, кто линиями на ладонях повторял пересечения самых широких и старых его улиц, чтобы все они, горделиво и с осознанием собственного права требовали от него желаемого ими и тогда он, притворившись побежденным, исполнял их просьбы, подобно родителю, не боящемуся притвориться слабым в игривой борьбе с ребенком. В теле Снежаны текла иноземная кровь, отец ее происходил из бедных земель диких цыган, необразованных и отсталых настолько, что они до сих пор полагали, будто наша планета является частью Солнечной системы и некоей галактики, материя состоит из определимых частиц, а мозг человека является основой его мышления. Люди той страны нищали с каждым годом, выживая лишь благодаря наивным и глупым туристам, попадавшимся на уловки дешевизны и ретушированных фотографий и обнаруживавшим по приезде толпу волосатых и небритых варваров, лезущих к ним в карманы, пытающихся обсчитать, обмануть, продать сломанные безделушки, уверяющих, что нет ничего прекраснее, чем вид с обрушивающихся под ногами скал на отравленное отходами море, ржавые корабли на мели и острова мусора, к которым брезговали приближаться даже рыбы-еноты. Стоит также упомянуть, что мужчины той страны отличались поразительным разнообразием извращений и наименее привлекательным было для них совокупление со взрослой женщиной. Девочки становились для них развлечением едва ли не с младенческого возраста, среди мальчиков особо выделяли обладателей звонких голосов, возвышающих страдальческий крик, собаки ценились обладающие особо пушистыми хвостами, а среди овец предпочтением была снабженная мускулистыми ногами и мягкой шерстью авертинская порода. Не было среди них ни одного мужчины, избежавшего хотя бы одного из тех извращений. В возрасте пяти лет они уже знали вкус мужского семени, в семь или восемь анусы их привычны были к члену. Как только собственная их плоть обретала твердость, они забирались на своих матерей и сестер, с пятнадцати лет должны были иметь в любовницах девочку не старше десяти лет и раз в месяц совокупляться с мальчиком моложе их хотя бы на два года. Иначе на них начинали смотреть на них с подозрением, сомневаясь в их мужественности и полноценности. Только благодаря приверженности традициям, характерной для всех варваров, они продолжали размножаться и порождать потомство для будущих извращений.