Жюльетта Бенцони - Время любить

Арно лежал без сознания. Лицо его было напряжено и бледно, с большими кругами под закрытыми глазами. Кровь из раненых рук запачкала зеленого цвета шелк на матрасе и толстый ковер на полу, но больше не текла. Дыхание было коротким и слабым.

— Думаю, он выживет! — произнес рядом с Катрин низкий голос.

Повернув голову, она встретилась взглядом с глубокими темными глазами, показавшимися ей бездонными. Они принадлежали молодой женщине, очень красивой, с нежным лицом, на котором были нарисованы странные знаки темно-синего цвета. Догадываясь, что Катрин удивлена, женщина коротко улыбнулась:

— Все женщины с Великого Атласа похожи на меня. Я — Амина. Пойдем со мной. Оставим врача заниматься своим делом. Абу-аль-Хайр не любит, чтобы женщины вмешивались в его работу.

Катрин невольно улыбнулась. Любезность Амины была так искренна. И потом она вспоминала первую встречу с мавританским врачом в трактире у дороги на Перрону. Он ухаживал за Арно, которого Катрин и ее дядя Матье нашли раненым у обочины. Она знала необыкновенный талант своего друга. И без сопротивления дала себя увести, тем более что Готье успокоил:

— Я остаюсь с ним…

Женщины сели на берегу узкого канала, проложенного среди сада. Рядом росли розы, от воды шла сладостная свежесть, в какой растворялись усталость и дневной жар. На мраморном бордюре под большими позолоченными лампами были разбросаны шелковые подушки. Здесь же стояли золотые подносы со всевозможными сладостями и фруктами. Амина предложила Катрин сесть рядом и одной репликой палила служанок, чьи нежных цветов покрывала исчезли в направлении дома.

Довольно долго женщины молчали. Катрин, приходя себя после того, что ей только что пришлось пережить, впитывала благоуханный покой этого прекрасного сада и безмятежность, которая исходила от сидевшей рядом с ней женщины. Мысли о смерти, страх, отчаяние ушли прочь. Ведь не мог же Бог, таким чудесным образом спася Арно, тут же его отобрать? Его вылечат, спасут… Она была в этом уверена!

Наблюдая за своей гостьей, султанша с уважением отнеслась к ее задумчивости, а потом указала на большие подносы и мягко сказала:

— Ты устала, измождена. Отдыхай и угощайся!

— Я не голодна, — ответила Катрин с едва заметной улыбкой, — но хотела бы знать, как я здесь оказалась? Что произошло? Можешь ты мне рассказать?

— Почему же мне не отнестись к тебе по-дружески? Неужели я должна стать твоим врагом только потому, что мой господин хотел сделать тебя своей второй женой? Наш закон дает ему право иметь столько жен, сколько он пожелает. Если же ты думаешь о моих чувствах, то уже давно он мне безразличен.

— Говорят, вы очень близки.

— Это видимость. Может быть, и вправду он ко мне привязан, но его невероятная слабость к Зобейде, легкость, с которой он относился к ее диким выходкам и даже преступлениям, — он простил ей даже попытку убить меня, — все это убило в моем сердце любовь. Добро пожаловать ко мне, Свет Зари! Мне известно, что тебе пришлось пережить, как ты страдала. Благородно и прекрасно, когда женщина идет на такие лишения ради мужчины, которого любит. Мне понравилась твоя история, поэтому я и согласилась помочь Абу-аль-Хайру.

— Прости за настойчивость, но что же все-таки произошло?

Веселая улыбка приоткрыла маленькие белые зубки Амины. Она взяла веер из тонких пальмовых листьев, украшенных миниатюрами, и стала потихоньку им обмахиваться. Катрин залюбовалась изящной смуглой рукой, красивыми ногтями, выкрашенными хной.

— В настоящий момент Мансур-бен-Зерис пытается вырвать трон Гранады из рук Мухаммада.

— Но… почему?

— Чтобы отомстить за меня. Он думает, что я умираю. Нет, не смотри на меня так, — продолжала Амина с коротким смешком, — я прекрасно себя чувствую, но Абу, врач, пустил слух, что великий визирь, обезумев от горя после смерти Зобейды, отравил меня, чтобы я сопровождала моего врага в жилище мертвых и не смогла порадоваться кончине принцессы.

— И Мансур-бен-Зегрис поверил в это?

— Сегодня утром, словно безумец, он бросился сюда. Он обнаружил, что мои женщины в горе, они рвали на себе покрывала, мои слуги сотрясали воздух горестными криками, а я сама, бледная, лежала на кровати словно мертвая.

Она остановилась, чтобы улыбнуться Катрин, потом, предвосхищая вопрос, продолжила:

— Абу-аль-Хайр — большой врач. Мансур меня видел, впрочем, издали и не усомнился ни на минуту. С этого момента нападение на Аль Хамру было делом решенным. Абу, который прекрасно знает Мансура, подсказал ему, что момент казни будет самым удачным для нападения, потому что калиф, его двор и часть его войск окажутся вне крепости. Все так и было задумано, и когда барабаны королевской мечети пробили тревогу, Абу-аль-Хайр, зевнув, подал условный знак и твоим слугам. Ты знаешь, что было дальше…

На этот раз Катрин поняла. Абу заставил созреть мятеж, взбунтовав Мансура, чтобы под прикрытием неразберихи можно было осуществить план бегства.

— Хвала Богу, — вздохнула она, — он избавил моего мужа от стольких мук!

Тонкий голосок врача, раздавшийся сзади, заставил Катрин обернуться. Опуская закатанные для мытья рук рукава, Абу-аль-Хайр уселся на подушки.

— Он не настолько слаб, как ты думаешь. В это нельзя поверить, судя по его поведению, друг мой, но ведь нужно было сбить с толку тех, кто на него смотрел! — сказал врач, изящно беря кончиками пальцев липкое от меда пирожное и заглатывая его, не уронив ни крошки.

— Вы хотите сказать… — Катрин машинально заговорила по-французски.

— Что хотя ел он мало, а воду пил благодаря Жоссу, который был в охране в Гафаре, но уж спал вволю. Как ты нашла варенье из роз?

— Восхитительно. Я думала, что у охранников был приказ любой ценой мешать узнику спать и что великий кади приставил своих людей к Арно, чтобы лично в этом убедиться.

Абу-аль-Хаир рассмеялся.

— Когда человек спит так глубоко, что никто и ничто не может его разбудить, а получен приказ ему в этом помешать, лучше всего, если не хочешь быть наказанным или осмеянным просто скрыть это. Люди кади, как и все смертные на земле, боятся за свою шкуру. Твой супруг смог проспать целых три ночи.

— Но не из-за варенья же из розовых лепестков?

— Нет. Благодаря воде, которую Жосс ему приносил в маленьком бурдючке, спрятанном под тюрбаном. Конечно, мы не могли проносить много ее, но того, что нам удалось ему дать, было достаточно, чтобы он ясно соображал.

— А теперь?

— Он спит, и его сторожит Готье. Я приказал дать Арно козьего молока и меда, потом опять снадобья, чтобы он спал.

— Но… его руки?

— От того, что пробиты руки, не умирают, если кровь вовремя остановлена и раны продезинфицированы. Ты тоже должна подумать об отдыхе. Здесь вы в безопасности, каков бы ни был исход битвы.