Жюльетта Бенцони - Время любить

Мансур проворчал:

— Калиф неистовствует! Поедем быстрее! Если меня узнают, нам придется сразиться, а нас только двадцать человек.

— Вы забываете о нас, — сухо прервал его Готье, скакавший так близко, что Катрин могла до него дотронуться. — Мой товарищ, Жосс, умеет сражаться. А что до меня то уж с десяток я точно уложу.

Мрачные глаза Мансура измерили Готье, и Катрин почувствовала тень улыбки, судя по тембру голоса Мансура, когда тот спокойно ответил:

— Тогда, скажем, нас тридцать один, и да сохранит нас Аллах!

Он поскакал в голову маленькой процессии. Огни Гранады мало-помалу отступили. Плохо различаемая дорога, незаметная для тех, кто ее не знал, повернула, и город исчез за могучим скалистым возвышением.

— Дорога будет тяжелой, — проговорил Жосс с другой стороны носилок. — Нам нужно будет пройти высокие горы. Но зато там легче защищаться.

Резкий приказ прозвучал в темноте, и отряд остановился. Катрин одернула занавеску, бросив боязливый взгляд на Арно. Но, к счастью, Арно спал так же крепко. Скалистое место кончилось, и опять стала видна Гранада, дворец Амины, где горели лампы на зубцах белых стен. До Катрин долетел полный беспокойства голос Мансура:

— Ну вот, вовремя уехали! Смотрите!

Отряд всадников в белых плащах с факелами, которые сеяли по ветру искры, быстрым галопом проехал римский мост и в облаке пыли остановился перед воротами Алькасар Хениля.

Во главе отряда зеленое знамя калифа развевалось в руке офицера-знаменосца. Весь отряд устремился в открывшиеся тяжелые ворота… Катрин вздрогнула. На самом деле они уехали вовремя: задержись, и все началось бы снова — кошмар, страх и, в конце концов, смерть!

Опять голос Мансура:

— Мы слишком далеко, чтобы они нас увидели! Благословен Аллах, ибо нас было бы по одному на пятерых!

Катрин высунула голову из-за занавески и поискала высокую фигуру начальника:

— А Амина? — спросила она. — Ей ничего не грозит?

— Чего же ей бояться? У нее ничего не найдут. Одежда моих людей уже зарыта в саду, а среди ее слуг и женщин нет ни одного существа, которое не согласилось бы скорее отрезать себе язык, чем ее выдать. И даже если Мухаммад подозревает ее в помощи мне, он никак не вообразит, что она могла помочь и вам. Народ ее обожает, и, я думаю, он и теперь ее любит. Между тем, — заключил он с внезапным взрывом ярости, — в один прекрасный день ему придется отдать ее мне. Я ведь вернусь! Я вернусь и буду сильнее чем когда-либо. В тот день я его убью! Аллах сделает так, что мое возвращение будет его последним днем.

Ничего больше не сказав, мятежный принц хлестнул свою лошадь и бросился на приступ первого уступа сьерры. Вся группа молча поскакала вслед, но гораздо более спокойным ходом. Катрин опустила занавеску. Внутри носилок темень была полной, а жара такой тяжелой, что Абу — аль-Хайр откинул занавески с одной стороны.

— Нам не грозит, что нас здесь узнают. Так будем же дышать! — прошептал он.

В носилках стало светлее. Катрин увидела, как блеснули его зубы, поняла, что Абу улыбался, и тоже улыбнулась. Ее рука с тревогой попробовала лоб Арно. На нем проступило немного пота, а дыхание стало ровным. Он хорошо спал. Тогда Катрин свернулась калачиком в ногах своего супруга, закрыла глаза и, чувствуя, как счастье и покой овладевают ее сердцем, крепко заснула.

Нападение произошло через два дня, в горах, на заходе солнца. Беглецы поднялись из глубокой долины Хениля и продолжали путь по склону ущелья, на дне которого кипел поток. Они шли по горному карнизу, поднимавшемуся к хребту. Жара в значительной мере спала, и тропинка, казалось, шла через арену с почти вертикальными стенками, над которой возвышались три огромные снежные вершины. Мансур указал на самую высокую.

— Эту вершину называют Муласеном, потому что там находится могила калифа Мулаи Хасена. Там живут только орлы, грифы и люди Фараджа Одноглазого, знаменитого бандита.

— Мы-то достаточно сильны, чтобы не бояться бандита! — заметил Готье с презрением.

— Еще неизвестно!.. Когда Фараджу нужно золото, ему мучается пойти на службу к калифу, и, когда у него появляется подкрепление из пограничных солдат, он становится опасным.

Последние косые лучи солнца хорошо освещали белые бурнусы и позолоченные шлемы фальшивых стражников калифа, которые на черных скалах и камнях выделялись очень рельефно. И вдруг кто-то завопил так свирепо пронзительно, что даже лошади встали на дыбы. Одна из них сбросила своего всадника, тот с предсмертным криком полетел на дно ущелья. Из-за каждого камня высунулся человек… и вся гора, казалось, пришла в движение, обрушилась на маленькую группу путников. Это были плохо одетые, оборванные горцы, но их мавританские сабли сияли так же ярко, как острые зубы. Маленький человечек, худой и уродливый, из грязного тюрбана которого торчал пук орлиных перьев, а глаз закрывала грязная повязка, вел их в атаку, издавая ужасающие пронзительные крики.

— Фарадж Одноглазый! — взревел Мансур. — Соберитесь вокруг носилок!

Вот уже кривые турецкие сабли заблестели в руках воинов; Готье подъехал к начальнику, чтобы сражаться рядом с ним, и крикнул Жоссу:

— Защищай носилки!

Но занавески носилок взметнулись самым неожиданным образом. Оттуда возник Арно, отталкивая Катрин, которая цеплялась за него, умоляя не двигаться.

— Оружие! — закричал он. — Лошадь!

— Нет! — взвыла Катрин. — Ты не можешь еще сражаться… Ты слишком слаб…

— Кто это сказал? Думаешь, я так и буду смотреть, как эти подлецы их потрошат, и не приму участия в бое? Сиди в носилках и не двигайся! — сурово приказал он. — А ты, друг Абу, сторожи ее и не дай ей наделать глупостей!..

С яростным нетерпением он срывал с себя покрывала, которыми был укрыт, коротенькую кофточку, такую смешную на его широких плечах.

— Лошадь! Оружие! — повторял он.

— Вот оружие, — спокойно произнес Жосс, протягивая ему свою собственную кривую саблю. — Вы лучше меня владеете этим резаком. И лошадь берите мою.

— А ты?

— Я возьму ту лошадь, всадник которой упал, не беспокойтесь.

— Арно! — вскричала Катрин в отчаянии. — Я тебя умоляю…

Но он ее не слушал. Он уже прыгнул в седло и, сжимая бока животному голыми пятками, присоединился к Мансуру и Готье, которые уже ввязались в яростное сражение, и у каждого из них оказалось по десять противников. Его появление было подобно взрыву бомбы. Этот громадный парень в женских шароварах, закрученный в синий муслин, мчался на них, издавая ужасные вопли. Он поверг врага в смятение, которым воспользовался, смеясь во всю глотку, Мансур. Что до Катрин, вся эта картина некоторое время вызывала в ней страх, но и она не смогла сдержаться и весело рассмеялась: