Аманда Квик - Сладкая месть [litres]

– Я это учту.

Эмили просияла:

– Так остроумно с вашей стороны было заманить меня в Воксхолл. Знаете, я и ухом не повела, получив вашу записку. Теперь-то я понимаю: разбойник с большой дороги скорее всего был бы просто неграмотен!

– Ваши похвалы согревают мне сердце, уверяю вас. Но, оглядываясь назад, прихожу к выводу, что, должно быть, временно утратил рассудок, когда составлял план.

– Нет-нет, вы хотели дать мне урок, правда?

– Да, у меня имелась некая смутная идея сделать нечто подобное. – Саймон отхлебнул еще бренди.

– И вы разработали поистине блестящий план.

– Неужели? Что-то я не помню, чтобы вы были должным образом наказаны. Вы стояли в чаще и торговались, словно лавочник, с человеком, которого считали головорезом, а когда он попытался вас припугнуть, потребовав вашей благосклонности в качестве платы за его услуги, то очень мило пригрозили ему гневом своего мужа.

Теперь Эмили видела: граф в ярости.

– Но, Саймон, я не понимаю, почему вы так сильно рассердились на меня. Ведь вы сами написали ту записку, сами устроили эту встречу в Воксхолле.

– Я уже сказал, что, должно быть, потерял рассудок. – Он взболтал оставшийся в бокале бренди и выпил его одним глотком.

– Вообще-то, по-моему, это глубоко скрытая возвышенная черта вашего характера подсказала вам столь замечательную идею, – решила Эмили. – Точь-в-точь эпизод из приключенческого любовного романа. И вы знали: я на это клюну. А все потому, что мы уже так настроены друг на друга в более высоких сферах…

– Эмили, когда же вы прекратите нести свою чепуху о философии и высших сферах? Клянусь богом, если я еще не до конца потерял рассудок, то скоро потеряю.

Граф вскочил и с силой швырнул пустой бокал в камин. Раздался резкий, ударивший по нервам звук, эхом отозвавшийся в спальне. Поблескивающие осколки упали в холодную золу.

Эмили тихо ахнула и неподвижно застыла в кресле – последние кусочки стекла соскользнули по каменной стенке камина, – потом медленно повернула голову и взглянула на Саймона…

Жесткое выражение лица и неистовый блеск в глазах сразу сообщили ей: он еще больше, чем она, потрясен случившимся. Она-то, в конце концов, чувствовала в нем человека сильных страстей, но он не всегда принимал правду о себе самом.

– Проклятье! – Саймон стоял, уставившись в камин.

Воцарилась глубокая тишина. Руки Эмили, лежавшие на коленях, сжались.

– Я не хотела рассердить вас, милорд, – тихо промолвила она.

– Это же неестественно, неужели вы не понимаете? – Он стремительно повернулся к ней, его лицо в мерцающем свете свечи казалось демоническим. – Чертовски неестественно.

– Что, милорд?

– Эта ваша дурацкая манера упорно делать из меня какого-то героя. Говорю вам раз и навсегда, мадам, я не персонаж из поэмы. Я не принимаю решений и не совершаю поступков только ради ваших прекрасных глаз и волшебных чар. Я не столь экзальтированное создание, как вы. Каждый свой шаг я рассчитываю. Я все делаю ради достижения своих собственных целей. Вы можете понять это или нет?

Эмили глубоко вдохнула и спросила:.

– Вы сердитесь на меня за то, что вам пришлось сегодня спасать моего брата.

– Сержусь? Это слово и вполовину не выражает моего теперешнего состояния. Я позволил вам манипулировать мной, поддался на уговоры, чего поклялся не делать никогда.

– Вы имеете в виду помощь Фарингдону?.. – Она отважилась взглянуть на него из-под ресниц.

– Да, черт бы всех побрал! Именно это я имею в виду. Не знаю, что на меня сегодня нашло.

– Я не нахожу ваш поступок очень уж странным, милорд, – тихо сказала Эмили. – Вы действовали как благородный человек, каким я вас знаю. В глубине души вы сознаете, что мои братья не виноваты в проигрыше вашего отца двадцать три года назад.

– Они – Фарингдоны! И созданы по образу и подобию своего отца!

– Неправда, милорд. Мой отец никогда не стал бы драться на дуэли, защищая честь женщины. Чарлз и Девлин не похожи на него. Он их растил, и они пошли по его стопам. А был ли у них другой пример для подражания? Но они не такие, клянусь вам. И где-то в глубине души вы понимаете это, иначе не стали бы сегодня помогать Чарлзу.

– Эмили, довольно копаться в моих чувствах! Вы понятия не имеете, почему я так поступил. Я и сам толком не знаю. – Саймон стукнул кулаком по каминной доске. – Двадцать три года назад я дал клятву отомстить всему роду Фарингдонов. Я поклялся себе, что уничтожу все семейство.

– Зачем же вы тогда женились на мне? – с внезапной силой спросила Эмили.

Саймон сузил глаза:

– Потому что меня это позабавило. Потому что это послужило моей цели отлучить вашего отца и братьев от верного источника их доходов. Наконец, потому что вы умоляли меня жениться на вас и мне было весьма приятно: женщина из семейства Фарингдон пала к моим ногам.

Это ее задело:

– Я никуда не пала, милорд. Я представила вам наш брак как деловое соглашение, если припомните.

Но он не слушал ее.

– И наконец, не последним соображением было то, что я нашел вашу пылкость чувств, как вы это называете, весьма занятной в постели. Ну вот, теперь вы знаете, почему я женился на вас. Вовсе не потому, что наши души встретились и слились над чайными чашками на более высоких уровнях.

Эмили содрогнулась: сегодня дракон изрыгал пламя. Впервые она видела его таким, и зрелище, без сомнения, было чрезвычайно грозное.

– Саймон, прошу вас, ни слова больше!

– Опасаетесь за свое глупое трепетное сердечко?

– Да, милорд.

– Видит бог, пора вам повернуться лицом к реальности. – Саймон круто развернулся и принялся вышагивать по комнате.

Это было уже слишком. Эмили вскочила:

– Черт подери, Саймон!

– Прекратите говорить «черт подери»! – приказал он. – Такие выражения не подобают графине Блэйд.

– Мне безразлично, что там подобает графине Блэйд! – с чувством выпалила она. – Вы зашли слишком далеко, заявив, что пора повернуться лицом к реальности. Вы не знаете, насколько близко мне приходилось сталкиваться с этой вашей реальностью – лицом к лицу, всю мою жизнь! Вы понятия не имеете, сколько раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с реальностью и моей бедной матери. Могу вас заверить: бывали времена, когда я ненавидела своего отца так же сильно, как вы, должно быть, ненавидели вашего.

Резко повернувшись, Саймон уставился на нее:

– О чем, черт возьми, вы говорить?! Я никогда не испытывал ненависти к своему отцу.

Эмили взглянула на него:

– И даже после того что он с вами сделал?

– Вы, наверное, с ума сошли. Почему я должен его ненавидеть?

– Потому что он поднес к голове пистолет и застрелился, оставив вас отвечать за мать. Потому что он нашел быстрый выход из той катастрофы, которую навлек на семью, и оставил вас сражаться одного. Потому что вам едва исполнилось двенадцать и вы были еще слишком юны, чтобы восстановить честь семьи, материальное положение, в конце концов! Саймон, ну за что же вам было любить его?