Оливия Дрейк - Красавица и чудовище [litres]

Майлз взглянул на серый монолит восточного крыла, но не увидел ни света, ни движения в окнах ее спальни. Хотя еще не совсем стемнело, и, возможно, она все еще работала в Голубой гостиной.

Если она вообще еще находилась в особняке.

Майлз рывком распахнул боковую дверь, ведущую в главную часть дома. Его шаги эхом разносились по длинному мраморному коридору. По пути ему не встретился ни один слуга, у которого можно было бы спросить, где находится мисс Джонс. Если не считать его собственных быстрых шагов, в доме было тихо, как в гробнице.

Собственно, в этом особняке всегда так и было. Холодный, тихий, напоминающий могилу дом. Майлз помнил это одиночество еще с тех пор, когда был мальчиком. Одиночество было так же знакомо ему, как разношенная старая обувь. А потом тут поселилась Белла, и он вдруг понял, что прислушивается к звуку ее голоса в коридоре, ожидая, когда она войдет в дверь и испытывая прилив удовольствия, когда она это делала.

Зарождающаяся паника сжала ему грудь. Он хотел, чтобы она осталась здесь, под его крышей. Но если она уже уехала…

Когда он приблизился ко входу в западное крыло, кто-то вышел из дверей архивной комнаты. Это оказался Уильям Банбери-Дэвис с охапкой книг в руках. Он повернулся, чтобы закрыть за собой дверь.

Поприветствовав Майлза коротким кивком, он произнес обиженным тоном:

– Вот и вы, Эйлуин! Я повсюду вас искал. Я подумал, вам следует знать, что… – Он замолчал, щурясь в полумраке коридора. – Боже, это у вас кровь на щеке?

Майлз поднял руку, чтобы прикоснуться к лицу. Его пальцы стали липкими. Он нетерпеливо вытащил носовой платок и протер их.

– Я остановился, чтобы помочь людям, попавшим в уличное происшествие. Что вы хотели сказать? Только говорите быстрее!

– Когда я пришел в библиотеку за несколькими научными книгами, там были эти двое негодяев. Вы дали им разрешение играть с фигурами вашей доски сенет? Эта игра – редкая египетская реликвия!

Майлз почувствовал, как у него участился пульс. Лейла и Сайрус были в библиотеке?

Он подступил ближе к ученому.

– Когда? – спросил он. – Когда именно вы их там видели?

Банбери-Дэвис хмуро посмотрел на него.

– Не знаю, – ответил он. – Возможно… около получаса назад.

Полчаса. Белла ни за что не уехала бы из дома без сестры и брата. А если эти двое заняты игрой, то, значит, они и вещи не пакуют.

От внутреннего ликования он широко улыбнулся.

– Отлично! – сказал он, хлопнув Банбери-Дэвиса по плечу. – Благодарю вас.

Майлз повернулся, чтобы уйти. Теперь, когда он узнал, что Белла все еще находится в его резиденции, он решил сначала привести себя в порядок, а уж потом отправиться на ее поиски. Он должен принести ей извинения, и делу не поможет, если он при этом будет выглядеть неряшливым бродягой.

– Это все, что вы можете сказать? – возмутился Банбери-Дэвис. – И вас даже не беспокоит, что они могли потерять какие-то фигуры из набора?

Эйлуин ощутил укол раздражения. Этот человек так и не смог преодолеть обиду на отца Беллы, и Майлз захотел, чтобы Банбери-Дэвис раз и навсегда понял, что больше он такого поведения не потерпит.

– Напротив, я уверен, что они с большим уважением относятся к древним артефактам. В конце концов, их учил не кто иной, как уважаемый мною сэр Сеймур Джонс.

С этими словами Майлз ушел, оставив Банбери-Дэвиса сгорать от злости в коридоре.

Майлз пружинистым шагом дошел до арочной двери и переступил порог западного крыла. Для него оказалось большим облегчением узнать, что ему не придется охотиться за Беллой по пути в Оксфорд и умолять ее вернуться. И все-таки ему надо действовать осторожнее.

Он вел себя как необузданный осел. Не слушал ее объяснений, не подумал об ее отчаянных поисках работы, хотя своими глазами увидел, в каком ветхом состоянии находится дом Джонсов. Она осталась без средств на содержание своих брата и сестры. Неудивительно, что она так легко подпала под влияние леди Милфорд.

Но его собственная боль и гнев заставили его причинить боль Белле. Он пришел в ярость от мысли, что она приехала в его дом под мнимым предлогом. Что все ее сияющие улыбки и нежные поцелуи основаны на лжи.

Войдя в герцогскую спальню, отделанную в голубых тонах и золоте, Эйлуин развязал накрахмаленный галстук. Прошел еще по одному коридору в гардеробную комнату. Здесь вдоль стен от пола до потолка стояли платяные шкафы из красного дерева, которые почти не были заполнены вещами, потому что Майлз не нуждался в обилии разнообразной одежды для светских раутов. Стянув с себя угольно-серый сюртук, он бросил его на стул и только сейчас заметил Хасани, сидевшего в углу на табурете и полировавшего пару черных сапог.

Майлз был рад увидеть своего слугу за работой, потому что накануне тот заболел. Его заменил один из лакеев. Хасани был малозаметной частью жизни герцога еще с давних времен пребывания Эйлуина в Египте.

Слуга-египтянин всегда был на заднем плане – исполнительный, почтительный, готовый предвосхитить каждое желание хозяина. Их связывал свободный дух товарищества, потому что этот человек обладал сверхъестественным чутьем и всегда знал, когда нужно что-то говорить, а когда герцог предпочтет молчание.

Хасани вскочил, отчего его белые одеяния взметнулись в воздух. Темные глаза египтянина расширились, когда он увидел лицо Майлза.

– Ваша светлость! – воскликнул Хасани. – Вы ранены?

Эйлуин коротко рассказал об уличном происшествии, а затем направился к умывальнику, чтобы намылить лицо и руки. У него не было ни малейшего желания продолжать разговор, потому что его голова была целиком занята размышлениями о том, что сказать Белле. Может, она вообще откажется с ним говорить. Он сильно задел ее и не должен ожидать, что она сразу избавит его от чувства вины. Возможно, ей понадобится время, чтобы снова научиться доверять ему.

Если бы только он не нанес непоправимый ущерб их дружбе!

Майлз поморщился. Ему не нравилось это беспокойство, омрачающее его настроение, ощущение того, что он попал на неизведанную территорию. Он привык решать проблемы с помощью герцогских указов. Еще никогда в жизни у него не возникало необходимости добиваться от женщины возвращения благосклонности. Его плотские отношения всегда были пустыми и краткими, более напоминавшими деловые договоренности.

Но то, что он чувствовал к Белле, было глубоко и непоколебимо. Майлз не совсем понимал, как это случилось и что делать с настойчивым желанием удержать ее в своей жизни. Особенно с тех пор, как он умудрился натворить дел, потеряв над собой контроль.

Схватив льняное полотенце, чтобы вытереться, герцог увидел, что Хасани разложил его сюртук на доске для глажения одежды. Мужчина склонился над сюртуком, открывая взору хозяина татуировку глаза на своем затылке, и щетинистой щеткой очищал тонкую ткань. За долгие годы Майлз сотни раз видел, как он это делает.