Анна О’Брайен - Королева в тени [litres]

– Неужели это вы обо мне, сэр?

Лицо его вспыхнуло: видимо, он и сам уже понял, что в своем праведном гневе зашел слишком далеко.

– Я этого не сказал, миледи. Однако ваш внешний вид указывает на упадок нравов, который я не одобряю.

Я улыбнулась, слегка коснувшись его туники своим шелковым рукавом в обрамлении дорогого меха, столь им презираемого.

– Благодарю вас, лорд Жан. Но мне мой внешний вид очень нравится. А теперь нравится еще больше, потому что я считаю, что не вам судить о женских нарядах. Я точно знаю, что принц видит меня в другом свете: не любовницей вора, а супругой королевской крови, достойной должного почтения.

Двор, восторженный и возмущенный в равной степени, расступился передо мной, когда я направилась на половину Неда.

– У вас с Бомануаром состоялась жаркая перепалка, если я не ошибаюсь? – спросил Нед.

Хотя меня всю трясло от злости, я ответила:

– Да, было немного, но это не имеет значения.

Там не было ничего такого, чтобы беспокоить его. Все было так, как и должно было быть. Возможно, я и нажила себе врага, но зато контроль над ситуацией с моей стороны был образцовым.

Говорят, что гордыня приводит к падению в глазах окружающих. Но это не про меня. Я не могла допустить этого. Ведь я была выше такой открытой критики, разве нет?

И все же тот случай заронил зерно тревоги, от которой я не могла просто так отмахнуться. Позволила бы, например, королева Филиппа подвергать себя подобному осуждению со стороны одного из ее подданных? Я себе и представить такого не могла. Но я далеко не Филиппа и поэтому давно согласилась с тем, что характеры у нас совершенно разные. Мы обе были экстравагантными, но Филиппа – единственный человек, с которым я могла кого-то сравнивать, – в первые годы своего замужества всегда осторожно выбирала линию своего поведения, чтобы быть одобренной, чтобы стать надежной опорой мужу, находившемуся в осаде недругов. С годами она так и не изменилась, сохраняя преданность ему, даже когда страдала из-за того, что Эдуард предал их любовь. Но быть такой скромной и держаться в тени было совсем не в моей натуре. Замечания лорда Бомануара разбудили во мне мой непростой нрав. И это только сильнее укрепило меня в моей решимости создать двор нового образца, нового стиля. И лорды Аквитании должны будут свыкнуться с этим.

– Не могли бы вы уделить мне минутку, миледи.

Сэр Джон Харуэлл согнулся передо мной в поклоне.

Это был человек, способностями которого я восхищалась, уже доказавший Неду свою дружбу и преданность, один из тех, на кого Нед возложил обязанности повседневного управления в Аквитании. Сэр Джон Шандо оказался прекрасным коннетаблем, Томас Фелтон – сенешалем. Джон Харуэлл был канцлером и коннетаблем Бордо, крайне полезным высшим чиновником, профессионалом своего дела. Он нравился мне за свою скромную манеру поведения и улыбчивую внешность, за которой скрывались недюжинные организаторские способности.

– Конечно, сэр Джон. – Мы присели. – У вас что-то важное?

Сэр Джон редко обращался ко мне – обычно ему нужно было говорить с Недом. И меня заинтриговало, зачем это потребовалось ему сейчас.

Сегодня сэр Джон почему-то не улыбался. Официальный и суровый, он был настроен говорить решительно; руки его лежали на коленях, а на лице появились строгие складки, как у отца, намерившегося дать совет своему неразумному отпрыску, пойманному на каком-то озорстве.

– Весьма важное. Мы теряем лояльность и преданность гасконских лордов, миледи.

– И почему это происходит? Помимо того, что их возмущает правление англичан, что вполне ожидаемо.

– Это связано с расточительством вашего двора. Это вызывает у них бурю негодования.

Расточительство. И эти резкие слова произнесены сэром Джоном, для которого дипломатия – вторая натура. Может быть, это его личная критика? После той стычки с Бомануаром я не собиралась терпеть подобное порицание, так что позволила себе удивленно поднять брови.

– Так мне одеваться нищенкой, сэр, только чтобы угодить им?

– Нет, миледи. Конечно нет. Я говорю о расточительстве, которое присутствует в масштабах и обеспечении вашего двора.

– Каким же это образом?

– Вы когда-нибудь оценивали, сколько это стоит?

– Нет. А должна была? Наша казна что, пуста?

На этот вопрос он предпочел не отвечать, а вместо этого продолжил:

– Мы кормим за одним столом восемь десятков рыцарей и вчетверо больше пажей, чем нужно, – порой до четырех сотен человек в один день. Вам, конечно, известно, какую огромную свиту вы держите при себе.

Да, разумеется, я знала это. Сквайры, пажи, лакеи, дворецкие, секретари, сокольничие и егеря – всех их принц и принцесса Аквитании считали необходимыми для достойного функционирования их двора.

– Да и угощение весьма экстравагантное, миледи.

– Но оно подходит для нашего двора, – ответила я. – Нам нужно кормить своих людей, сэр Джон.

– Все это очень дорого.

– У нас что, нет денег? – повторила я свой вопрос.

Беседа наша становилась все более напряженной. Я осознавала, что в моих репликах появились резкие нотки, но меня действительно возмущали упреки со стороны моего собственного канцлера.

– Деньги текут рекой на работу чеканщиков, ювелиров и вышивальщиц, миледи, и в то же время у нас не хватает средств, чтобы распространить управление нашей администрации во всех уголках провинции.

На миг я потупила глаза. Я была одета в платье из самого дорогого шелка с теми самыми пресловутыми шестью бриллиантовыми пуговицами, которые обошлись Неду в две сотни фунтов. Отделкой этого платья занимался мастер, который получил за свою искусную работу более семи сотен.

– Предполагается, что принцесса должна использовать свой внешний вид для укрепления царственного имиджа.

Я была уверена в своей правоте: Филиппа тратила на свои личные украшения намного больше меня.

– Не мне судить о вашем внешнем виде, миледи, – сказал сэр Джон; в голосе его мне слышалась глубокая озабоченность. – Но ведь может быть, что ваши богатые выезды на охоту, банкеты и турниры производят неправильное впечатление. И еще нужно признать, что ваши туалеты вызвали в определенных кругах неблагоприятные комментарии. Я не хочу вас обидеть. Я пришел, чтобы спросить вас: не могли бы вы переговорить с принцем? Он может подумать над тем, чтобы перейти к более умеренному образу жизни, если это посоветуете ему вы.

– Я подумаю над этим, сэр Джон, – сказала я, а когда он был уже в дверях, добавила: – А почему бы вам самому не обсудить это с принцем напрямую?

– Меня он слушать не станет, миледи.

Вот я и решила подумать, потому что если сэр Джон высказал свою озабоченность, то к этому следует отнестись серьезно.