Лара Темпл - Роковой поцелуй

Он вздохнул и отнес одну стопку на диван.

– Я просмотрю их, хотя сомневаюсь, что здесь можно найти что-то интересное. Вы тоже беритесь за документы; может быть, что-то привлечет ваше внимание. Если найдете доказательства того, что у него были любовницы, не стесняйтесь, бросайте такие бумаги в огонь.

– А что обычно оставляют после себя любовницы? После моих настойчивых расспросов мистер Мерсер сообщил, что единственными признаками того, что у Генри была любовница, стали расшитые подушки, ваза с увядшими цветами и какая-то женская одежда – надеюсь, мистер Мерсер успел избавиться от нее до приезда Колина. Вам лучше знать, что обычно оставляют после себя любовницы… ведь у вас такой богатый опыт в этой области. Чего именно мне искать? Писем с просьбами о подарках? Жалоб на то, что их использовали, а потом отшвырнули?

Она говорила легко, почти весело, но не скрывала горечи. Лукас помнил, как она расстроилась из-за своего крестного, и укорил себя за излишнюю прямоту.

– Простите, что я вообще заговорил на такую тему. Давайте продолжим, не упоминая любовниц.

– А если не получится? Похоже, они находятся в центре нашей головоломки – по крайней мере, так кажется на первый взгляд.

– Но ведь вы считаете, что смерть вашего крестного никак не связана с возможными любовницами, вот и действуйте, как считаете нужным. Кроме того, у меня любовницы нет.

Хотя он не лгал, лучше бы ему было промолчать. Он продолжал читать, не поднимая головы, и чувствовал, как она смотрит на него с тревогой и любопытством, которые не сулили ему ничего хорошего.

– А как же леди Илфорд? Впрочем, ваша личная жизнь меня совершенно не касается.

Она говорила так серьезно, что он рискнул посмотреть на нее. Но когда он поднял голову, Оливия уже склонилась над содержимым сундука и держалась невозмутимо, как будто они говорили о погоде. На плече у нее лежал выбившийся из прически завиток, похожий на перевернутый вопросительный знак. Она поправила прическу и переменила позу, устроившись поудобнее возле сундука. Затем подоткнула юбку – теперь под материей отчетливо угадывались ее ягодицы и бедра. Он еще помнил, как обнимал ее за талию во время вальса, и невольно представил, как его рука ползет ниже…

Он крепче сжал в руке документы, представляя, как сжимает в объятиях Оливию – теплую, податливую… Он затаил дыхание, словно готовился столкнуться с опасностью. Не стоит удивляться, что у него наблюдается явное помрачение ума. Своего рода безумие уже то, что он сидит здесь и читает документы покойного отца, наедине с респектабельной, пусть и эксцентричной молодой особой, которая изменяет его жизнь, сама того не понимая.

– Ах! Смотрите!

Он не сразу услышал ее восклицание. Она вскочила, сжимая в руках пакет, перевязанный бечевкой. Оливия смотрела на него встревоженно, и Лукас пришел в замешательство. Неужели она прочитала его мысли?

– Здесь письма, написанные женским почерком. Вы… хотите на них взглянуть или мне их снова убрать?

– Подождите. Кому они адресованы?

– Говарду. Датированы 1801-м годом.

– Год его смерти. Там написано, от кого они?

Оливия замолчала. Послышался шорох бумаги.

– От Тессы.

Он не ожидал, что испытает такое облегчение. Вместе с тем на него нахлынули и другие чувства.

– Тесса – моя мать. Ее полное имя – Тереза.

– Я уберу их назад.

– Нет. Вы же хотите прочесть письма, так читайте!

– Они… личные.

– Личные?! – Он развернулся к ней лицом. – У вас, мисс Силвердейл, настоящий талант к преуменьшению. Неужели мы наконец достигли предела вашей дерзости? Читайте письма, будь они прокляты!

Он очень хотел пристыдить или рассердить ее, но лицо Оливии смягчилось. Ему не нужны были ни ее жалость, ни сострадание… К счастью, он не успел сказать или сделать то, о чем потом пожалел бы, потому что она отвернулась.

– Читайте вслух!

– Лорд Синклер, ни к чему меня так наказывать… Ведь больно, скорее всего, будет не мне.

– Читайте!

– Очень хорошо. – Она набрала в грудь воздуха и начала:

«Дорогой Говард!

Так как два дня назад я написала тебе длинное письмо, сейчас мне почти нечего добавить, и я даже не знаю, успеешь ли ты получить мое послание до отплытия. И все же не могу устоять и не написать тебе еще несколько слов с призывом скорее плыть домой. Сообщаю, что Лукас благополучно вернулся домой.

Прилагаю наглядный привет от Сэм; она утверждает, что зеленая клякса в центре – это твой корабль, который несет дракон.

Последнее время мы все очень заняты. После возвращения из Харроу Лукас взялся подготовить Чеза к поступлению в то же почтенное учебное заведение на следующий год.

Я беспокоилась, что события последних нескольких лет могли негативно сказаться на нем; спешу заверить тебя, что это не так. Сэм подбежала к нему, и на миг я испугалась, что он сочтет себя слишком взрослым для проявлений нежности, но через миг они втроем крепко обнялись и расхохотались.

Чез на седьмом небе от счастья. По-моему, он больше всех скучал по брату, хотя меньше остальных показывал свои чувства.

Я решила не говорить детям о смерти твоих отца и брата. Если даже не принимать в расчет совсем не лестные обстоятельства – хотя и вполне правдоподобные, насколько мне известно, – я рада, что, по крайней мере, причастные к делу женщины не пострадали. Я решила, что лучше подождать твоего возвращения. Надеюсь, что письмо, в котором тебе сообщают об обстоятельствах их смерти, не стало для тебя большим потрясением. Однако, как ты понимаешь, мне трудно их оплакивать.

Возможно, для нас это станет новым началом.

Я исписала почти целую страницу; спешу отдать письмо, чтобы его отнесли на почту. Приезжай скорее! И главное – береги себя. Не забывай надевать под пальто фланелевый пояс, который я тебе сшила! На корабле будет промозгло, а ты должен оставаться в тепле.

Кажется, теперь мне следует называть тебя «лорд Синклер», но я не стану. И ты не смей называть меня «леди Синклер».

Пусть моя любовь всегда будет с тобой.

Она оказалась права. Ему стало больно.

Он отчетливо помнил тот день. Странно! В голове у него всплыло все до мельчайших подробностей: Сэм бежит к нему навстречу, мама стоит на крыльце небольшого домика. Он не помнил, как они смеялись и, обнявшись, катались по лужайке. Зато запомнил свою тогдашнюю нерешительность. Он повзрослел, но испытывал радость и облегчение оттого, что вернулся домой. Маленький домик в Берфорде всегда был для него больше домом, чем загородное поместье Синклеров или лондонский особняк. В Берфорде они прожили два года, а может, даже меньше.

Иногда Лукас гадал, не были ли его воспоминания о тех двух годах детскими фантазиями. И вот мамины слова все воскресили. Для нее все было настоящим. Что бы ни натворил отец, она была счастлива и по-прежнему любила его, хотя они и прожили в браке не один десяток лет.