Лара Темпл - Роковой поцелуй

– Оливия!

– Нет! Мне надоело выслушивать, что для меня правильно и хорошо. Сначала братья, Пейтоны и Элспет, а теперь ты. Я и от них не терпела ничего подобного и, разумеется, не потерплю выговора от тебя. Я сама решаю, что мне нужно и что для меня хорошо. Если хочешь уйти – уходи.

– Оливия, послушай!

– Нет!

Он постучал по стенке экипажа; кучер притормозил.

– Может быть, не здесь и не сейчас, но ты выслушаешь меня, и мы все решим раз и навсегда. Завтра в полдень я приду на Брук-стрит. Будь дома! – Не дожидаясь ее ответа, он распахнул дверцу и скрылся во мраке.

Она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Оливия рассматривала зрительный зал Королевского театра «Хеймаркет» из ложи леди Уэстерби. Зал был полон; зрители взволнованно переговаривались. Вдруг она увидела Лукаса. Он стоял в ложе напротив в окружении знакомых. Почти всех их Оливия видела на балу у графини Ливен. Некоторые были одеты в иностранную форму, сверкавшую медалями и шелковыми орденскими лентами. На сей раз он едва заметно ей поклонился, но не улыбнулся. Она не была уверена, что ей следует отвечать. Может быть, лучше, если бы он вообще не обратил на нее внимания.

Она повернулась к лорду Уэстерби, стараясь подавить замешательство, горечь и смущение. Лорд Уэстерби как раз пересказывал ей либретто оперы, которую они собирались слушать. Она улыбалась, но мысли путались.

Лукас снова прав, будь он проклят! Она на такое не способна. Выйти за Колина. Возможно, и была способна раньше… до того, как она познакомилась с Синклером… И она, и Колин заслуживают лучшего. Можно наверняка найти другой способ помочь Пейтонам; в изобретательности ей не откажешь. Генри сам выбрал свой путь, и теперь она должна выбрать свой.

Знать бы только, что это за путь!

И возвращаться в Гилфорд она тоже не хотела. Самым логичным решением было бы остаться в Лондоне с Элспет и вращаться в светском обществе. Наслаждаться вниманием потенциальных женихов, привлеченных ее богатством.

Глаза словно сами по себе снова переместились на ложу напротив. Рядом с Лукасом стояла высокая блондинка; она по-хозяйски положила руку ему на плечо. Волосы у нее были светлыми, как серебро. На фоне ярко-красной обивки ложи его профиль казался вырезанным из бумаги. Он улыбнулся стоявшей рядом красавице. Оливии вдруг стало трудно дышать; изнутри поднималось что-то черное и вязкое. Она перевела взгляд левее и увидела, что сосед Лукаса смотрит на нее в упор. Он мог бы показаться близнецом Лукаса, только волосы у него были чуть длиннее, а глаза светлее. Оливия догадалась: наверное, это его брат Чез. Когда их взгляды встретились, Чез сердечно и доброжелательно улыбнулся ей. От удивления Оливия улыбнулась ему в ответ.

– Оливия! К сожалению, я уронила веер, – резко сказала Элспет. – Помогите мне найти его! И примите к сведению: флиртовать с Синклером плохо, но флиртовать с двумя Синклерами – форменное безумие!

Она надеялась отдохнуть, но оказалось, что к Моцарту она совершенно не готова. Ничто здесь не напоминало скромные домашние концерты, к которым она привыкла в Джиллингеме. Если бы только ей позволили, она бы выбралась из ложи и устроилась калачиком на краю сцены. Она слушала бы музыку и умоляла музыкантов не останавливаться. Впервые за много недель она наслаждалась жизнью.

И любовью.

Хотя она не смотрела на Лукаса, она его чувствовала. Музыка словно очистила для нее горизонт, на котором остались только он и ее ничем не сдерживаемое желание, которое толкало ее к нему. Все стало таким простым и ясным! Музыка все сказала за нее, словно любовное послание без слов; музыка выразила все, что она поняла, но не осмеливалась произнести вслух.

В конце первого действия грудь у нее сжалась, глаза щипало от слез. Да, она пока не знала, куда идти дальше, но знала, что ей хочется чувствовать.

– Люк, оказывается, ты и половины мне не рассказал! Она – настоящий пылающий уголек.

– О чем ты, дьявол тебя побери? – спросил Лукас, осматривая толпу зрителей в фойе.

– О мисс Силвердейл. Она слушала музыку так, словно от нее зависела вся ее жизнь.

Лукас, к сожалению, тоже это заметил. Во время оперы он не замечал почти ничего другого.

Музыка стала задником, на фоне которого представала ее напряженная, завороженная фигура. Она всей душой отдавалась музыке, представлению. К концу первого действия она выглядела измученной, побежденной и в то же время возродившейся к жизни.

– А я-то думал, ты приехал в Оперу, чтобы понаблюдать за Разумовым, – продолжал Чез. – Я не знал, что мы приехали сюда не по делу, а удовольствия ради. Кстати, вот и моя будущая невестка! По-моему, мне нужно ей представиться. Нет? В таком случае ты нас познакомь. Пойдем, не стесняйся.

– Будь ты проклят.

– Согласен, но потом.

Лукас не удивился, заметив, как удивление сменяется враждебностью на лице леди Фелпс, когда они с Чезом подошли к их группе. Уэстерби слегка напряглись.

Он предпочел бы именно сейчас не встречаться с Оливией, но все лучше, чем позволить Чезу подойти к ней в одиночку – а он, несомненно, так бы и поступил. И потом, если уж пойдут слухи, а они, к сожалению, пойдут… После того, как он познакомит ее с братом, слухи примут совершенно иное направление. Впрочем, он понятия не имел, что будет дальше, потому что ступил на абсолютно новую для себя территорию. После той злополучной поездки в экипаже его мучили угрызения совести. Но все они испарились, когда он смотрел, как она слушает Моцарта. Он понимал одно: в жизни Оливии не будет ни Уэстерби, ни Барнстабла, ни этого отвратительно хорошенького мальчика Колина. В ее жизни будет только он.

Все очень просто.

Когда они подошли, Оливия нерешительно улыбнулась, хотя ее глаза по-прежнему лучились восторгом. Кроме того, она немного насторожилась – как всякий раз, когда они встречались на публике. Она как будто сама не понимала, кто она и кто он за пределами их мирка на Спиннер-стрит. Да и сам Лукас тоже уже ничего не понимал.

Две группы обменялись вежливыми приветствиями, как враждующие фракции, которые обсуждают перемирие, и он повернулся к Оливии:

– Позвольте представить вам моего брата, мистера Синклера. Чарльз, ты, кажется, еще незнаком с леди Фелпс и мисс Силвердейл.

– Нет, иначе я бы непременно запомнил их, – негромко ответил его брат, кланяясь.

Лукас не стал слушать, как брат флиртует и болтает глупости; он не вникал и в веселые ответы Оливии. Он наблюдал за ее лицом, смотрел, как в ее глазах пляшут золотистые искорки.

Он понял, что пропал.

– Лукас, ты со мной согласен?

– Что?

– Я считаю, что каждый любитель музыки должен побывать в венецианском театре «Ла Фениче», – повторил Чез. – И дело не только в музыке. Интерьер театра таков, что ты как будто попадаешь в музыкальную шкатулку… Наша матушка обожала музыку, дважды в неделю во время сезона она водила нас туда и заставляла часами слушать Корелли и Скарлатти.