Данелла Хармон - Благородный дикарь [litres]

Гаррет не собирался утруждаться: вряд ли Спеллинг решится на обман.

Уже через мгновение он шел к флигельку, погруженному во тьму, и только одно окошко светилось.

«Она меня ждет», – обрадовался Гаррет, чуть ли не бегом взлетел по ступенькам и распахнул дверь.

– Джульет?

Она сидела в кресле перед холодным камином, и, не поднимаясь поприветствовать его, чуть повернула голову и тупо сказала:

– А, ты все-таки жив…

Гаррет насторожился:

– Как ты узнала?

– Я там была.

На мгновение он растерялся, но быстро взял себя в руки и попытался все обратить в шутку:

– И как я тебе? Очень неплох, верно?

– Ничего не могу сказать: я убежала оттуда, как только увидела эту громадину Буйвола.

– Ты что, испугалась?

– А как ты думаешь? Я не хотела смотреть, как тебя убивают!

– Неужели ты так мало веришь в меня? Это всего лишь обычный бой.

– Обычный? Да этот Буйвол втрое тяжелее тебя: ни дать ни взять гора!

– Громила в заведении мадам Боттомли был ничуть не меньше, и ты знаешь, чем все закончилось.

– Речь не о твоих способностях, а о твоих обещаниях, – с горечью и обидой возразила Джульет.

Ведро ледяной воды не отрезвило бы его скорее, чем ее слова. Чувство вины охватило его, и, не зная, что на это сказать и что сделать, чтобы исправить ситуацию, он потупил взгляд. Она ждала, и он наконец выдавил:

– Прости меня, Джульет. Мне следовало сразу сказать тебе правду.

– Да, следовало. Почему же ты этого не сделал?

Гаррет быстро пересек комнату и, опустившись на колени, взял ее руку и прижал к груди.

– Я не хотел тебя расстраивать: и без того достаточно причин для беспокойства.

– Я думала, ты будешь обучать новичков фехтованию и устраивать показательные поединки.

– Вот и я так думал, но на прошлой неделе, когда пришел к Спеллингу, чтобы дать окончательный ответ, он спросил, не хочу ли я поучаствовать в кулачных боях. Он видел, как я ловко разделался с Ламфордом в борделе, и к тому же обещал хорошо заплатить. У нас не было ни жилья, ни денег, поэтому я и согласился: ведь ничего другого я делать не умею. Прости, что не сказал тебе правду: хотел заработать денег.

Джульет печально покачала головой и убрала упавшую ему на лоб прядь.

– А если бы тебя изуродовали? Или, того хуже, убили?

– Если бы да кабы… Можно убиться, даже упав с лошади.

– У тебя ее нет…

– Джульет, ты прекрасно поняла, что я имел в виду. Мне нужна твоя поддержка, а не осуждение! – воскликнул Гаррет, целуя ее пальцы. – Впервые в жизни я сам заработал деньги: я, лентяй и прожигатель жизни, непутевый повеса!

– Перестань! – попросила она, и в глазах ее блеснули слезы. – Ты вовсе не такой и никогда таким не был!

– Нет, был, но больше не буду. – Не поднимаясь с колен, он выудил из кармана пачку денег и торжественно положил на ладонь Джульет. – Ну и как? Это я получил за сегодняшний бой.

Она покачала головой и протянула деньги ему.

– Ох, Гаррет…

– Ох, Джульет! – скорчив смешную рожицу, произнес Гаррет, подражая ей, но ей было не до смеха, поэтому смущенно опустил голову, явно обидевшись.

– Ты вовсе не никчемный, – сказала она наконец, взъерошив ему волосы. – Но мне все еще хочется задушить тебя собственными руками. Запомни: если еще раз что-нибудь утаишь от меня, я так и сделаю.

– Клянусь больше никогда ничего от тебя не скрывать.

Снова последовало неловкое молчание, потом она спросила:

– Ты не ранен?

– Нет, – ответил Гаррет, но по глазам видел, что она все еще не верит ему.

– Ты, наверное, хорошо умеешь уходить от ударов, а?

– Моя дорогая Джульет, от ударов уклоняются только трусы: это не по-мужски.

– А что же делаешь ты?

– Я их блокирую. – Он принял стойку и показал, как это делается. – Вот примерно так.

– Значит, ты подставляешь под удар предплечье.

Он понял, что прощен, и с облегчением рассмеялся.

– Да, и это не очень-то приятно, но если ты меня поцелуешь, уверен: мне сразу же станет легче.

Она слабо улыбнулась и прикоснулась губами к его плечу, потом, повернувшись к нему лицом, приложила ладонь к щеке, виску, словно хотела убедиться, что он не ранен, и, ничего не обнаружив, успокоилась.

– Знаешь, я так испугалась, что тут же убежала оттуда. – Джульет замолчала, словно не решалась продолжать, потом все же добавила: – Мне нужно кое в чем тебе признаться, и я знаю, что тебе это не понравится.

– В чем же, любовь моя?

– Я послала записку Люсьену…

До него не сразу дошел смысл сказанного.

– Джульет… как ты могла?

– Прости, Гаррет, я совсем потеряла голову и поступила опрометчиво, о чем сейчас сожалею.

Он вполголоса выругался, вскочил на ноги и, прижав кулак ко лбу, принялся шагать из угла в угол.

– Наверное, ты подумала, что Люсьен примчится сюда, все уладит и заберет нас всех домой?

Она смущенно пожала плечами:

– Да, я надеялась…

– Никогда! Ты с Шарлоттой поезжай, если хочешь, но я туда больше не вернусь!

Они смотрели друг на друга с разных концов комнаты: он – с нескрываемой обидой, она – с чувством вины.

Джульет тяжело вздохнула, поднялась с кресла, шелестя юбками, пересекла комнату и прижалась щекой к его груди.

– Мое место рядом с тобой. Если ты хочешь остаться здесь и доказать что-то самому себе и всему миру, что ж: пусть так и будет. Мне не по душе твоя работа, но я не скажу ни слова, хотя и буду сходить с ума от тревоги.

– И тебя не волнует, что станут о нас говорить? – помедлив, спросил Гаррет.

– Мнение мамаши Перри и других сплетниц мне безразлично, а вот будущее дочери беспокоит, поэтому постарайся, чтобы тебя не убили.

– Или ты меня никогда не простишь?

– Или я тебя никогда не прощу.

Его гнев мгновенно улетучился, и он прижал ее к себе, бесконечно благодарный ей за поддержку, хотя не думать о последствиях того, что она сделала, не мог. Черт возьми! Только этого не хватало!

– Джульет?

– Гаррет?

Они посмотрели друг на друга, и, рассмеявшись, Гаррет завладел ее подставленными с готовностью губами.

Светало. Джульет сладко спала, уютно пристроив голову на груди мужа, в кольце его рук, когда с улицы раздался шум. С трудом открыв глаза, она прислушалась и скоро поняла, что происходит: прибыл Люсьен де Монфор.

Джульет посмотрела на Гаррета: тот, лежа на спине, крепко спал и даже слегка похрапывал. Во сне он выглядел таким юным, таким трогательным, что ей было жаль его будить.

Шум усилился, послышался протестующий голос слуги, потом голос Спеллинга, пытавшегося кого-то успокоить, а затем гневный рев герцога:

– Прочь с дороги, Спеллинг, или мой конь растопчет тебя в лепешку!

– Но, ваша светлость, не рановато ли для визитов? После вчерашнего боя ему бы отдохнуть…

– Ты начинаешь меня раздражать, так что лучше уймись и не испытывай мое терпение. Я должен видеть брата немедленно!