Тереза Ромейн - Леди-плутовка [litres]

– Прыгай! – велела Люси, похлопав по сиденью экипажа. – Пойдем, мальчик!

Длинный язык Бринли болтался как тряпочка. Пес подпрыгнул на месте и улегся на спину, раскинув лапы. При этом он выглядел так, словно его выгладили утюгом.

– О, теперь ты тихий, – укоризненно пробормотала Изабел и, устроившись на сиденье, попросила грума подать ей собачку.

Когда гнедые пустились галопом, а Бринли сонным комочком свернулся у ног женщин, Люси обратилась к Изабел:

– Он не лает. Даже не прыгает. Неужели мы нашли способ его дрессировать?

– Он просто очень устал: ведь полдня носился сломя голову, – засмеялась Изабел. – Может, и нашли.

Правда, это не помогло ей решить, что делать с собаками герцога Ардмора, и дом подходящий она не нашла. Но по крайней мере день не прошел даром, хотя времени до выполнения задуманного почти не оставалось.

В пятницу, в половине седьмого Каллум открыл дверь бакалеи «Дженкс и сыновья». Мать поздоровалась с ним, даже не подняв глаз от расходной книги.

– Привет, Каллум, – бросила Давина Дженкс, обмакивая перо в чернила, добавила цифру к итогу, после чего пожелала доброго вечера хорошо одетому слуге, который только что выбрал все необходимое и попросил записать на счет того дома, где служил. – Как поживаешь, сын?

За все годы жизни в Англии она так и не отказалась от привычного шотландского приветствия и не смогла отделаться от мягкого шотландского акцента.

– Я в полном порядке, ма. И по-прежнему человек привычки, если ты угадываешь, что это я, не подняв головы.

Каллум покорно подошел к массивному прилавку и перегнулся, чтобы обнять свою миниатюрную матушку.

– Но вчера я подняла голову, не так ли? Когда ты пришел за чаем.

Каллум кивнул.

Он навещал родителей каждую неделю, с тех пор как стал работать на Боу-стрит. Каждая проведенная на службе неделя разительно отличалась от предыдущей, но каждый визит в бакалею проходил абсолютно одинаково. Пятничные вечера, те же приветствия, те же самые товары на продажу, тот же ассортимент, что и десятилетия назад, когда лавкой владел дед. Здание было из красного кирпича, с деревянными полами и низким оштукатуренным потолком, отчего место казалось приятно прохладным.

Длинный и широкий деревянный прилавок делил помещение надвое. Стена за ним была уставлена полками с ящиками и корзинами, где хранились все виды товаров за исключением таких, как, например, мука, которые насыпали в бочонки. Остро пахнущие связки лука, заплетенные в косы, висели на веревках.

Тут же стояли корзины с сухими бобами и горохом, орехами в скорлупе, которые бабушка Давины нагребала деревянным совком и продавала на вес. Здесь также были пряности, чай, кофе, маринованные овощи в банках, связки свечей. К стене, рядом с полками, была прислонена лестница, необходимая, чтобы доставать высоко лежащие продукты. Маленькие сахарные головы и бруски мыла выстроились на прилавках красивыми пирамидами.

Каллум понюхал брусок мыла:

– Лаванда.

– Верно. А ты пунктуален. – Давина промокнула страницу и спрятала книгу под прилавок. – Каждую пятницу, за полчаса до закрытия, появляешься здесь, точно как часы, если не считать тех случаев, когда ты на дежурстве. Как я рада видеть тебя сегодня!

– Правда? – уточнил Каллум, вскинув брови.

– Конечно! У меня… Погоди минутку, – попросила Давина, когда над дверями звякнул колокольчик, возвещая о прибытии покупателя.

Крайне редко приход Каллума не заканчивался длинным списком заданий и клятвами, что ему придется выполнить их «всего разок». Он подозревал, что именно поэтому мать была рада видеть его. В обмен на вчерашний пакет с чаем он не только выяснил для Джейми условия продажи соседней чайной лавки, но и согласился расспрашивать о возможной продаже всех магазинов, пострадавших от пожара, мимо которых он проходил.

Что же, как всегда.

Он пожал плечами и отвернулся. Почти у самого окна, но не настолько близко, чтобы обитатели подвесной клетки страдали от жары, прыгала и щебетала парочка коноплянок. Самец уже почти надел свой летний плюмаж. Красноватая грудка и крылышки гордо топорщились, когда он прыгал с прутика на прутик.

– Привет, Георг, – сказал Каллум. – Привет, Шарлотта.

Коноплянок Дженксов всегда называли в честь короля и королевы: сомнительная честь, учитывая короткую жизнь коноплянок, – но птички были красивые и милые, и покупатели любили кормить их конопляным семенем. Насколько было известно Каллуму, тряпочка, постеленная на дне клетки, ежедневно менялась и вытряхивалась.

Если в магазине не хватало продавцов, а покупателей было слишком много, его скорее всего заставят выполнять одну из тысячи ежедневных работ. Но сегодня здесь было тихо, если не считать позднего покупателя. Лайонел, один из продавцов, приземистый парень лет тридцати, сидел на запечатанном бочонке с надписью «Мука» и заплетал в косы длинные сухие стебли луковиц. Они с Каллумом обменялись кивками, после чего Каллум уселся на стул с решетчатой спинкой, предварительно придвинув его к печи Франклина. Печь стояла там, где в домах обычно стоят камины, и весело кипятила чайник за чайником для чая и кофе, предлагаемых покупателям на пробу, пока они выбирали товар, сидя на низких табуретах среди бочонков и ящиков.

Он жил в комнатах над лавкой со дня рождения и до двадцати одного года. Здесь все было знакомо, но как же быстро потерялось ощущение дома! Хотя Джеймс-стрит расположена совсем близко от квартиры Каллума, украденные кошельки и тела с пулями в груди от нее были далеки, как луна от уюта и тепла бакалеи.

Может, поэтому он предпочитал работать на Боу-стрит.

Дверь за прилавком, рядом с полками вела в семейную квартиру на втором этаже. Как раз в этот момент она распахнулась и на пороге выросла фигура Анны, самого старшего ребенка Дженксов, рыжей и голубоглазой, как брат Каллума Джейми и их мать. Улыбнувшись покупателю и брату, она подняла часть прилавка и вошла в лавку, но тут же остановилась:

– Лайонел! Я не знала, что ты здесь!

Лайонел покраснел как свекла и промямлил, теребя стебли:

– Мисс Дженкс. Луковицы посыпались на пол, одна скользнула по гладким деревянным доскам и остановилась в нескольких футах от его ног.

– Давай я помогу.

Анна метнулась вперед и подняла луковицу, а когда Лайонел вскочил, протянула ее ему. Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга поверх луковицы, словно у них в руках был волшебный золотой горшочек.

Коллин красноречиво закатил глаза. Анна в свои сорок два года была лет на десять старше Лайонела, но разница в возрасте не мешала этим двоим бессовестно флиртовать друг с другом. Оставалось лишь гадать, когда они перейдут от жадных взглядов и передачи друг другу овощей к более решительным действиям.