Керриган Берн - Опасное увлечение

Милли положила голову ему на грудь. Слушать биение его сердца быстро становилось одним из любимых ее занятий. Едва она удобно устроилась на его теплом, твердом теле, оно напряглось, но затем все пошло так, как она и рассчитывала. Он обнял ее и зарылся щекой в ее волосы.

Может, она и не была его первой любовницей, однако Милли точно знала, что была единственной женщиной, которая когда-либо прижималась к наемнику Кристоферу Ардженту. Это давало ей ощущение обладания, статус собственницы редчайшего в мире сокровища. В постоянно расширяющейся Британской империи было с гулькин нос герцогинь, немало маркиз и достаточное количество графинь. Но в объятиях этого мужчины Милли чувствовала себя королевой. Непревзойденной и защищенной. Во всем мире больше не было ничего, подобного этому. И ей это было прекрасно известно. На Милли обрушивалась эйфория оваций. Она получала чеки с таким количеством нулей, которое никогда в жизни не ожидала увидеть.

Но ничто не могло сравниться с этим моментом тишины.

Может быть, потому, что лежала в объятиях любимого мужчины.

Закрыв глаза, она вдыхала эту пьянящую истину. Она любила теплый запах его кожи, чистый, острый и такой мужской. Любила каждый шрам на его закаленном теле, каждую льдинку в его глазах. Она любила каждый миг взаимного наслаждения и удовольствия, казавшиеся ему бесценными сокровищами, с которыми он не привык обращаться и подчас просто не знал, что делать, и ей отчаянно хотелось наполнить его блеклую и пустую жизнь радостью. Научить его быть счастливым. Научить смеяться. Она отдала бы все свое состояние, чтобы услышать его смех.

Она знала, что он не верит своему сердцу и даже не уверен, что оно вообще у него есть. А оно есть. Она видела это в его глазах, и это сердце ей хотелось покорить. Предприятие смелое, однако отнюдь для нее не новое. По правде сказать, она завоевала любовь всей Британской империи и большей части континентальной Европы. И если она что задумала, она добьется. Теперь ее мысли и сердце занимал этот большой, обнаженный мужчина, на плече которого она лежала. Как… с чего начать?

Открыто заявлять о своих намерениях представлялось ей несколько преждевременным, и если она что и знала о мужчинах, так это то, что они ненавидели принуждение, а потому им необходима иллюзия, что они до всего дошли сами. Возможно, Кристофер Арджент — мужчина странный и необычный, но тем не менее мужчина, и она понимала, что в их отношениях решать должен он. А для этого ему надо дать время подумать, не торопить его.

Может, это она слишком спешит. Что если он любит ее не так сильно, как она его? Чего он хочет, чего ждет? Неплохо бы выяснить. Но ведь об этом прямо в лоб не спросишь? Даже у такого отвратительно честного мужчины.

Она решила начать с малого. Теперь, когда все эти договоренности, угрозы и принуждения были позади и больше не осложняли их отношения, ей нужно придумать что-то еще.

Широкая улыбка заиграла на ее губах, поскольку в этот миг ей в голову пришла великолепная идея.

Милли повернула голову, чтобы посмотреть на него, и увидела, что он мрачно разглядывает балдахин.

Опершись подбородком на его мощную грудь, она сказала:

— Ты прекрасный танцор.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Что?

— Я просто вспомнила нашу первую встречу. Я тогда сразу подумала, какой ты красивый и привлекательный, но, когда ты пригласил меня на танец, я испугалась, что для кавалера на паркете ты слишком большой и неуклюжий.

Он отвел глаза.

Что, опять все сначала?

Не в силах сдержаться, Милли погладила его грудь, потом ее рука опустилась ниже, лаская твердые бугры его пресса.

— Но, когда ты буквально вытянул меня на круг того вальса под голубыми канделябрами, ты был потрясающе грациозен. — Запечатлев поцелуй на его коже, она слизнула соль со своих губ и удовлетворенно вздохнула. — Никогда в жизни я никого так не хотела.

Его ноздри дрогнули и губы скривились. Улыбка? Или она выдает желаемое за действительное?

— Я слышала, как ты пел Якобу, — призналась она. — У тебя прекрасный голос.

Он не произнес ни слова благодарности, но она увидела, как по его коже поползли красные пятна. Краснеющий наемник? Могла ли она против него устоять?

— Мы оба знаем, что ты получил далеко не великосветское воспитание, — отважилась продолжить Милли, показывая, что ей интересно его прошлое. — Это мама научила тебя петь и танцевать?

Он сглотнул и посмотрел ей в глаза.

— Мать научила меня петь, но не танцевать вальс.

— Да? И кто же, если не секрет, научил тебя вальсировать?

Какая-нибудь бойкая шлюшка. Милли сузила глаза, представляя себе белокурую красотку с грудями на два размера больше ее, вальсирующую с ним, прежде чем предложить себя, встав перед ним на четвереньки…

— Уэлтон.

Милли ахнула. Потом фыркнула и зашлась в приступе неподобающего леди хохота, от которого затряслась кровать.

— Ты… шутишь, — с трудом выговорила она между пароксизмами смеха.

— С какой стати? — смущенно спросил он, и на его лице появилось молодое, почти мальчишеское, выражение. — Начав вращаться в высшем свете, я понял, что мне нужно усваивать его обычаи.

Чем дальше он объяснял, тем сильнее она смеялась.

— К тому времени я освоил достаточно боевых стоек во всевозможных сочетаниях. А танцы, по-моему, не сильно отличаются, только ко всему прочему добавляется еще и музыка.

Она перестала смеяться, вздохнула и нежно обняла его.

— Тебе нравится танцевать?

Он пожал плечами.

— Я не знаю.

— В тот вечер тебе, кажется, понравилось, — напомнила она.

— Это был не я.

О да, в тот вечер он был Бентли Драмлом. Очаровательным, любезным, порочным Бентли Драмлом. И все же… в тот вечер она обмана не распознала. Он не убил ее, потому что хотел ее. Потому что… возможно, он сам получал удовольствие?

— Знаешь, мне хотелось бы когда-нибудь повторить это еще раз. — Милли посмотрела на него, чтобы оценить реакцию. Ее встревожило, что он помрачнел, но тем не менее продолжала: — Представь себе, мы могли бы отправиться в твоей прекрасной карете даже в тот же «Сапфировый зал», если хочешь, и танцевать до упада, а потом найти тот темный уголок и закончить то, что мы начали в тот вечер…

— А помнишь, что ты мне сказала? — мрачно спросил он.

— Я много чего говорю, половину не успевая подумать, тем более запомнить. — По ее коже пробежал холодок, когда она принялась лихорадочно рыться в памяти.

— Зато я не забыл. — Арджент так резко сел, что едва не сбросил ее на пол. — «После того, как все кончится, я не хочу больше вас видеть». — Не глядя на нее, он поставил ноги на пол. — Вот что ты сказала, и я дал слово, что так оно и будет.

Милли села, скрещенными руками прикрывая груди.