Марина Одинец - Блуждающий огонек

Катя засмеялась:

— Не может быть! Вот это да! А как же вы избежали этой участи?

— Я, к счастью, был еще не в том чине, чтобы присутствовать на придворных балах. Так что, мне повезло.

Глаза Кати заискрились смехом:

— А если бы все-таки вас обязали явиться на такой бал, и в женском платье? Что тогда?

Михаил зажмурился в непритворном ужасе:

— Руки бы на себя наложил точно, или, по крайней мере, постарался бы совершить что-нибудь такое, чтоб оказаться на гауптвахте. Но женские тряпки не стал бы надевать даже под угрозой расстрела на месте.

— Зря, — хихикнула Катя, жуя пирог. — Мне кажется, из вас получилась бы чудная белокурая красотка.

— Ах, значит, вы находите меня красивым, да? — удовлетворенно хмыкнул Михаил, с усмешкой разглядывая краснеющую девушку. — Да и вы, Екатерина Юрьевна, неплохо бы смотрелись в мужском платье. С вашими умопомрачительными ножками…

Катя едва не подавилась пирогом. Скрывая невольную улыбку, она с упреком посмотрела на юношу:

— Бахмет, давайте не будем переходить рамки светского разговора. Иначе я сочту, что вы ничем не отличаетесь от остальных друзей моего брата, и тогда…

— И что же тогда?

Катя осушила наполненный оршадом бокал и с вызовом встряхнула волосами:

— А ничего тогда! Просто имейте в виду, что я далеко не беззащитна и смогу постоять за себя, если увижу, что вы ведете себя не как благородный дворянин!

— Вот так вот, значит, да? — вздохнул Михаил. — Ну хорошо, вы правы и я приношу свои извинения. Хотя, накажи меня Бог, не понимаю, почему должен извиняться за комплимент, которого достойна далеко не каждая дама, уж поверьте.

— Бахмет! — крикнула Катя, бросив взгляд на мирно спящего брата. — Еще одно слово и этот кувшин полетит вам в голову!

— Всё, всё! — Михаил поднял руки, точно сдаваясь. — Я понял. Раз вы не любите, когда вам говорят комплименты, давайте поговорим обо мне. Кажется, вы говорили, что я красивый?

— Я? — театрально изумилась Катя. — Не было такого!

Так, болтая и смеясь, они просидели до тех пор, пока в окнах не забрезжил утренний свет. Александр за все это время даже не шелохнулся. Наконец, взглянув на часы, Михаил поднялся.

— Екатерина Юрьевна, к сожалению, вынужден оставить вас. Служба ждет.

Катя подавила невольный вздох. Прощаться с Бахметьевым ей совсем не хотелось, да и сна не было ни в одном глазу. Но, разумеется, задерживать гостя она не стала и спустилась вниз, чтобы проводить его.

Стоя в вестибюле, Михаил набросил на плечи поданную лакеем епанчу, принял треуголку и, прежде чем скрыться за дверью, задержал взгляд на молчавшей Кате.

— Если бы я раньше знал, что у моего друга такая очаровательная сестра… — тихо произнес он.

— И что бы это изменило? — еще тише отозвалась Катя, чувствуя, как замирает в груди сердце.

— Я бы давно уговорил его привезти вас в Москву.

— Ну вот я здесь, так что можете располагать мною, — усмехнулась она.

— И теперь мы друзья с вами, не так ли? — завладев ее рукой, Бахмет запечатлел на ней горячий поцелуй и, выпрямившись, пристально взглянул в глаза девушки. — По крайней мере, начнем с этого, а дальше… как Богу будет угодно.

Катя стояла в некотором замешательстве, не зная, что отвечать на эти странные слова. Поклонившись ей, юноша молча шагнул в распахнутые двери и тут Катя окликнула его, впервые назвав по имени:

— Михаил Алексеевич…

Он обернулся, выжидательно глядя на нее.

— Спасибо вам.

Бахмет улыбнулся и его зеленые, как майская трава, глаза, казалось, стали еще ярче.

— Право же, Екатерина Юрьевна, не стоит благодарности.

И с этими словами он скрылся за дверью. Гулкие шаги прозвучали по ступеням. А Катя осталась стоять, глядя ему вслед и не замечая, что улыбается самым глупейшим образом…

[1] здесь небольшой намеренный анахронизм: в реальности подобного рода маскарады устраивала императрица Елизавета, а не Екатерина II.

Весь день челядь ходила по дому тишком, не смея взглянуть Кате в глаза. Очевидно, и от Александра им досталось за то, что не пришли ночью на помощь барышне. Так или иначе, сломанная дверь говорила сама за себя, и Кате оставалось только с отвращением гадать, насколько близкая к истине картина ночного происшествия нарисовалась в воображении слуг. Ошарашенной Груне, которая единственная из всех не побоялась подступиться с расспросами к барышне, та кратко рассказала о том, что случилось ночью, опустив рискованные подробности и, представив все дело так, словно Михаил пришел ей на помощь, едва дверь была взломана.

Разумеется, Катя не просто так удовлетворила любопытство горничной, а с единственной целью прекратить всевозможные домыслы. И надеялась теперь, что у слуг, с которыми Груня непременно поделится услышанным, не будет повода думать, что над барышней совершили непоправимое насилие. Порванный пеньюар, который мог выдать ее, Катя надежно спрятала, потихоньку найдя похожий в вещах maman, и успокоилась. В любом случае, за пределы этого дома сплетня не выйдет, в этом она была уверена. Кому из домашних слуг захочется подставлять спину под плети, быть отданным в солдаты или отправиться в самое захолустное поместье ухаживать за свиньями? А в том, что и Саша, и отец способны превратить жизнь такого сплетника в кромешный ад, девушка не сомневалась.

В тот же день Катя перебралась на антресоли, в свою прежнюю детскую комнату. Там навели порядок, и жить вполне было можно. Конечно, комната невелика, с потемневшими обоями, обшарпанным паркетом, самой простой, невзрачной мебелью и выцветшими шторами, но пока Катю это не огорчало. Самое главное, что она в Москве, и жизнь постепенно наладится.

Множество воспоминаний нахлынуло на нее, когда она вошла в эту комнатку с низким потолком. Сколько же было ей лет, когда ее увезли отсюда: шесть, семь? Катя, увы, не помнила. В ту пору она тяжело болела, на протяжении нескольких месяцев ее не оставлял мучительный, раздирающий горло кашель, и врачи заподозрили начало чахотки. По совету докторов и настойчивым просьбам Катиной кормилицы Ульяны, девочку решено было отправить в деревню, на свежий воздух. И там, несмотря на то, что климат этого края озер был не в пример суровей московского, Катя постепенно выздоровела: помогло лечение деревенской знахарки, которую Ульяна призвала на помощь маленькой барышне.

Но после выздоровления Катя в Москву не возвратилась. Родители сочли, что в городе болезнь может опять вернуться к ней и знахарка была с ними абсолютно согласна. Так и случилось, что Катя на долгие годы осталась в деревне, вместе с любимой Улечкой, гувернанткой и старой тетушкой Евдоксией. Почти каждое лето она видела родителей и брата, приезжавших навестить ее.