Сантьяго Мората - Тень фараона

– Фараон в нашей стране есть, и тебе следует относиться к нему с уважением. – Я взглянул на Анхесен. – Ради всех богов, ведь это же твоя мать!

Она снова засмеялась и повела плечами:

– Да, моя дорогая мать, которая готова отдать меня в жены этому мерзкому хетту, а на самом деле это она должна пожертвовать собой ради царства, а не я. Нельзя назвать это проявлением материнской любви, правда?

У меня задрожали ноги. Я ведь ни с кем не говорил об этом, только с Рамосе и Эйе.

– Майя служит не вам, а Темным. Анхесен, как ты думаешь, что они сделают с дочерью фараона, поклонявшегося Атону, когда придут к власти? – Я перевел взгляд на Тута. – Как ты думаешь, что они с тобой сделают? Как ты собираешься защититься от них? Ты что, не понимаешь, что вы полностью зависите от них?

– Ты нас недооцениваешь, Пи.

– Нисколько. Я вижу, на что вы способны. Это вы недооцениваете Темных. Анхесен, Тут все еще влюблен в твою мать. Он оставит тебя, как только добьется ее благосклонности.

Она усмехнулась, и ее злая усмешка передалась Туту.

– У фараона может быть не одна жена, – сказала Анхесен. – Вспомни о моем отце, который женился на моей сестре Мерит. Кажется, ты никогда не верил в моего Тута.

– Твой отец стал правителем, потому что умер его брат, он просто хотел укрепить власть вашей семьи.

– Нашей семьи… или Атона? Он всегда хотел обратить нас в свою веру. Кроме того, каприз моего Тута относительно этой женщины долго не продлится, потому что она никогда не даст ему того, что даю я. Он женится на ней…

Я понял, что разговор становится бессмысленным.

И я ушел от этой странной парочки быстрым шагом, слыша за спиной хохот.

Мне нужно было найти Эйе. Почтенный старик выглядел напуганным до смерти.

– Что случилось?

– Вам придется незамедлительно сменить дворцовую стражу. Царица, ваша дочь, в опасности.

И я рассказал ему, что случилось. Помрачневший Эйе то и дело кивал.

– Официального объяснения смены стражи нет. Я займусь этим тотчас же.

– Да, так и сделайте, потому что завтра во дворце будет заседать Совет, и может случиться всякое.

Эйе позвал военачальника, и тот вскоре явился. Нахтмин, сын Эйе и брат фараона, был вторым человеком в армии, которому можно было доверять, кроме генерала Хоремхеба, и Эйе очень любил его. Нахтмин был не очень высок, но силен, словно бык. Казалось, он скрывает больше, чем показывает, хотя его преданность отцу была для меня очевидна. Эйе объяснил ему ситуацию, не вдаваясь в детали. Нахтмин хмуро посмотрел на меня, словно оценивая на случай нашей с ним схватки.

– Я займусь этим немедленно. Поставлю людей, которым можно доверять, и удвою стражу в царских покоях. Тех двоих, что тебе угрожали, я отошлю к твоему отцу. Он знает, как с ними поступить.

– Военачальник Нахтмин, мы полагаемся на вас!

Мне показалось, что отец обращается к нему слишком официально, но, возможно, причиной тому было мое присутствие. Я промолчал и покивал в знак согласия. Он удалился быстрым шагом. Я посмотрел на Эйе.

– Я могу полагаться на него?

– Как на меня самого.

– Хорошо. Больше я не стану задавать этот вопрос.

Оказавшись в доме своего отца, я думал об этой большой игре, о напряженности, царившей как на границе, так и в самом дворце, и почти не спал. Трудно было решить, где дела идут хуже.

На следующее утро я поспешил проверить, все ли готово к заседанию Совета, узнал, будут ли присутствовать все советники царицы, включая Эйе и визиря.

Формальные процедуры были опущены из‑за крайне серьезной ситуации. Сразу же приступили к обсуждению единственного вопроса, стоявшего на повестке дня.

Хотя многие уже знали о предложении хеттского царя, но, услышав его из уст писца, все присутствующие принялись гневно восклицать, а в течение всего Совета не смолкал злорадный шепот.

Царица выслушала предложение с невозмутимым видом, и когда наступила тишина и все взгляды обратились на нее, она поднялась, сохраняя достоинство и словно получая удовольствие от собственных замедленных движений, окинула взглядом лицемерных членов Совета. Пауза длилась вечность, но наконец царица заговорила:

– Я долго думала и возносила молитвы Атону, чтобы он озарил мою душу перед таким трудным решением. Наша страна в тяжелом положении. Наша армия слаба и неопытна. Противник превосходит нас и по численности солдат, и по количеству боевых колесниц. Армия хеттов лучше вооружена и подготовлена. Война станет роковой для нас, а я не могу допустить, чтобы страна покорилась силе. – Сделав долгую паузу, она снова обвела всех взглядом. – Поэтому, принося жертву своему народу и своему богу, я решила принять предложение мира.

Все заговорили одновременно, так слаженно, как будто репетировали, подобно детям, которые поют в саду, чтобы развлечь царицу, или жрецам на церемониях. Я поднял возмущенный голос против такой нелепости, сердясь сам на себя за то, что не предвидел этого.

Люди всегда охотно отдавали свои жизни за фараона, даже женщины и старики, но когда закончилось правление Эхнатона, народ ожидал, что новый фараон Семнехкара обратится к древним богам, в частности, к отвергнутому Эхнатоном Амону, однако царица осталась приверженницей Атона и настаивала на соблюдении свода правил, действующего в стране. Простой народ не замечал, каких огромных усилий стоили царице и Эйе попытки вернуть ситуацию, предшествующую противостоянию с Темными. Люди не осознавали этого, и, по их мнению, прежний фараон обратил в ничто наследие своего отца, совершая ошибочные действия в погоне за славой, бросая вызов богам, а та, что правит сейчас, продолжала его дело.

Не обладая силой своего мужа для того, чтобы укрепить новую религию, царица лишилась доверия народа, который не любил Нефертити, несмотря на ее обаяние. Дело было не в том, что она женщина, ведь память о царице Хатшепсут еще сохранялась в сердцах людей, а в действиях сторонников Амона, проникавших в каждую деревню даже в самых отдаленных уголках царства. Против этого практически невозможно было бороться, и в данный момент было бы весьма затруднительно подвигнуть военных на братоубийственную войну за царицу и за бога, в которого люди не верили. С другой стороны, разве от бога хеттов будет больше пользы? Кроме того, нельзя было допустить, чтобы захватчики ввели свои налоги, превышающие и так непомерные сборы, установленные сторонниками Амона.

Все это я понял моментально. Царица приняла государственное решение, решение во благо народа. Но в его основе лежало нечто еще более трагичное. Нефертити отдавала себя варвару, чтобы освободиться от Тута. Знал об этом только я, а Эйе догадывался.

Она терпеливо ждала, пока все голоса смолкнут. Еще одно слово обнаружило бы ее слабость, поэтому она развернулась и вышла.