Екатерина Каблукова - Приказано жениться

Она вновь неприязненно взглянула на Настю. Девушка отвернулась, чувствуя себя слишком усталой, чтобы вступать в споры и что-то доказывать.

– Ох, Евдокия Андреевна, себя вспомни и кем была до замужества с Петром Григорьевичем! – покачала головой Бутурлина.

– Я девкой дома сидела, под надзором родительским, а не во фрейлинах по кустам с офицерами скрывалась! – отпарировала та.

– Да только мужа удержать дома ни это, ни рождение сына не помогло!

Выпустив эту парфянскую стрелу, Анна Михайловна взяла Настю за руку и решительно направилась к дороге, предоставив Шувалову самому разбираться с задыхающейся от возмущения матерью преображенца. Судя по перекошенному лицу, граф понял маневр, но препятствовать ведьме не стал.

– Ишь, удумала, – бормотала Анна Михайловна, идя по едва приметной тропинке, вьющейся среди высоких сосен. – Невеста для сына не та! Забыла уже, как ее бесприданницей Петр Григорьевич замуж взял!

– Бесприданницей? – ахнула Настя.

Анна Михайловна криво улыбнулась:

– У матери жениха твоего род бедный был, угасал, а Петр Григорьевич аккурат такую жену и искал, чтоб слово поперек молвить боялась, и всю жизнь его почитала, аки спасителя своего.

– А… Гриша как же?

– Другой он. Душа у него есть. Да и зверь свое дело сделал. Волки, коли свою любовь нашли, то навсегда это… вот и пришли!

Они действительно вышли к дороге, на обочине которой стояла громоздкая карета.

Степан сидел на облучке и, казалось, дремал, но при звуке шагов тут же встрепенулся и соскочил, чтобы открыть хозяйке дверцу экипажа.

Мужик с любопытством посмотрел на Настю, но спрашивать ни о чем не стал, надеясь, что дома хозяева посветят верного слугу во все тайны.

Настя попыталась приподнять подол юбки, спохватилась, что все еще в мужском костюме, смутилась и быстро юркнула вслед за Анной Михайловной.

Пахнуло травами, а на одном из обитых красным, слегка выцветшим от времени бархатом, сиденье стоял сундучок наподобие Настиного, в котором девушка хранила свои ведьмовские припасы. Лишь это, да и смятый платок, валявшийся на полу, выдавали то смятение, в котором хозяйка экипажа спешила на поляну.

Выждав, пока Настя устроится среди подушек, Бутурлина дернула за шнурок, ведущий к колокольчику кучера. Экипаж тронулся.

Девушка все ждала, что Анна Михайловна продолжит рассказ, но ведьма молчала, задумчиво поглядывая в окно, и Настя не выдержала первой.

– Анна Михайловна, а граф Шувалов…

– Маг он. Ученик Якова Брюса, – Бутурлина словно нехотя отвела взгляд от окна. – Только Яков Вильямович больше в жизнь веровал, а этот все со смертью играет.

– А у Брюса еще ученики были?

– Были, конечно, – ведьма усмехнулась. – Меня он тоже учил, да не всему. Ты, говорит, ведьма природная, сама все лучше меня знаешь, … а вот Сашку Шувалова учил. Преемником хотел сделать…

– И почему не сделал?

– Кто ж его знает. Брюс очень скрытный был. В последние годы от двора удалился. Может, и был кто. К нему многие приезжали, записи его просили. Он всем отказал. А записи, говорят, сжег…

Анна Михайловна замолчала, вновь отвернувшись к окну. Понимая, что ведьма больше ничего не расскажет, Настя откинулась на подушки. Карета двигалась достаточно плавно, и девушка все-таки задремала. Проснулась она от того, что Бутурлина осторожно потрясла ее за плечо.

– Настенька, приехали!

– Как? Уже? – девушка с трудом открыла глаза и едва заметно потянулась, разминая затекшее тело.

– Тут же ехать всего ничего, – Анна Михайловна ободряюще улыбнулась. – Давай поторопимся, мне по поводу зверя твоего распорядиться надо! Скоро привезут, а у меня кровати не застелены!

Она вышла из кареты, оставив Настю одну. Та еще несколько секунд приходила в себя, а потом прошла в дом.

Там царило непривычное оживление. В зале две девки натирали полы, а парень, одетый в потертую ливрею, старательно начищал потемневшее от времени серебро. Настю все трое проводили любопытными взглядами, спохватившись, поклонились и поспешно вернулись к своим занятиям.

Как чуть позже поведала девушке Глаша, Анна Михайловна распорядилась привезти слуг из Питерсбурха. Они явились уже после того, как Настя отбыла на охоту, и моментально принялись за дело, и теперь дом Бутурлиных сиял чистотой и порядком.

Александр Борисович был недоволен этим, как и шумом, производимым слугами. Подполковник зло ворчал, словно медведь-шатун, вытащенный зимой из берлоги. Впрочем, сама хозяйка дома и сравнивала питерсхоффскую дачу с медвежьей берлогой.

– Приехали: Аксинья, что кухарка, Тихон да Илья из лакеев и девки горничные. Имена пока еще не выучила, – послушно отчитывалась Глаша, помогая Насте выбраться из срамного мужского костюма и наконец-то облачиться в платье. – Анна Михайловна им аккурат задания давала, когда гонец в дом влетел. Сам запыхавшийся. На сапогах – грязь. «Слово и дело! – кричит. – Его сиятельство госпожу Бутурлину требуют!» Все так и остолбенели, знамо дело, что гонец из Тайной канцелярии, а Анна Михайловна так спокойно ларец с травами собрала, да запрягать приказала!

Глаша разложила ткань юбки на фижмах красивыми складками, отошла, любуясь своей работой, и потом вскинула свои огромные голубые глаза на Настю.

– А случилось-то что?

– Да так… – та покусала губы, решая, что можно сказать. Окно в комнате было открыто настежь, и Настя не стала рисковать. – С Григорием Петровичем беда приключилась на охоте. Ранен он, теперь вот сюда должны привезти, под надзор Анны Михайловны.

– Иди ты! – Глаша побледнела в глазах пронеслось отчаяние.

Девушка резко обернулась к образам и начала креститься:

– Богоматерь, заступница, спаси и сохрани раба божьего!!!!

Настя заметила, что руки девки дрожали.

– Глаша, что с тобой?

Та, еще раз перекрестившись и прошептав «Аминь», обернулась.

– Так не дай Бог, помрет Григорий Петрович…

– Замолчи! – едва сдерживаясь, чтобы не влепить горничной пощечину, Настя притопнула ногой. – И каркать более не смей!

Последние слова потонули в шуме, доносившемся с крыльца. Охи, ахи возбужденные голоса… Настя поняла, что привезли Белова.

– Несите его в гостевую опочивальню! – судя по всему, Анна Михайловна вслед за слугами вышла на крыльцо дома.

– А вдруг очнется и укусит? – спросила одна из девок.

Её сразу же подняли на смех, мгновенно стихший. Наступившая тишина даже Настю заставила насторожиться.

– Александр Иванович, вы решили лично сопроводить раненного?

– Береженного Бог бережет, Анна Михайловна, – в тон ей ответил Шувалов. – В дом пустите?

– Входите.

Голоса стихли. Настя повернулась к Глаше, намереваясь выяснить у девки, почему она так испугалась, но в дверь комнаты громко постучали, после чего звонкий девичий голос объявил, что Анна Михайловна просит Настасью Платоновну к ужину.