Арина Теплова - Иностранка

С горящими щеками и дико стучащим сердцем Машенька, без промедления сунув коробку под кровать, устремилась к кувшину с водой. Помыв руки несколько раз, она устало прислонилась к стене и тяжко выдохнула. Девушка понимала, что сделала все, что требовалось, и теперь оставалось лишь ждать. Однако времени долго находиться в комнате у нее не было, потому что по распоряжению императрицы следовало отправляться в Смольный институт, дабы переговорить с тамошней начальницей по вопросам, которые Екатерина Алексеевна означила час назад. Маша быстро переоделась в платье для визитов, надела верхний вышитый редингот, шляпку, ботиночки и перчатки и поспешила прочь из своей комнаты, намереваясь вернуться через пару часов и придумать, что сделать с коробкой.

Едва Машенька вошла в главный вестибюль Зимнего Дворца, как наткнулась на матушку. Анна Андреевна словно ожидала ее и, завидев дочь, проворно подошла к ней и взволнованно прошептала:

— Здравствуй, милая. Не виделись мы сегодня. Я дожидалась тебя. Мы должны немедленно возвратиться домой.

— Что-то случилось, матушка?

— Да, Машенька. Идем. У нас нет времени. Слава Богу, твой отец сегодня в увольнении. И я дожидалась только тебя.

— Но мне надо доложить императрице о моей поездке в Смольный институт.

— Нет, не сегодня. Это опасно, — нервно выпалила старшая Озерова. — Идем, доченька. Я по дороге тебе все расскажу.

Анна Андреевна увлекла девушку на улицу. Уже через четверть часа Озерова с дочерью, преодолев просторную площадь перед Зимним дворцом, вышли на Невский проспект и поймали экипаж. Здесь, в закрытом от посторонних ушей пространстве, Анна Андреевна решилась все объяснить.

— Мария Фёдоровна, благодетельница наша, теперь, около полудня, поведала мне, что готовится приказ на арест всей нашей семьи.

— На арест? — испуганно пролепетала Маша, и сердце девушки яростно забилось, так как внутренним чутьем она поняла, что это как-то связано с отравленным платком. Мария Федоровна была цесаревной и женой наследника престола Павла Петровича. Именно у нее и служила фрейлиной мать Маши.

— Да, милая. Оттого я вся на нерве. Мария Фёдоровна отметила, что Павел Петрович не знает всех подробностей, но ему доложили, что это как-то связано с фаворитом государыни нашей. Боюсь я, что отец твой, Кирилл Петрович, уж такой порывистый и несдержанный человек, сказал этому Платону Александровичу что-нибудь неприятное. Вот и осерчала на него императрица.

— Но, может батюшка тут ни при чем? — сказала Машенька, холодея.

— Не знаю, милая. Мария Фёдоровна расстраивалась, что не может заступиться за нас, ибо власть Павла Петровича невелика, и он боится вызвать гнев матушки. Но Мария Фёдоровна милостиво позволила нам немедленно уехать из Петербурга, чтобы избежать ареста. Возможно, позже мы сможем вернуться. Я, едва все узнала, сразу же поспешила к тебе в спальню, душа моя. Так тебя уже не было. А все в твоей комнате перевернуто. Такое впечатление, что обыск проводили и что-то искали. И наверняка тайная канцелярия. Только не пойму, что они хотели найти у тебя, Машенька? Ума не приложу.

— И я, матушка, не знаю, — вымолвила Маша вмиг осипшим голосом, с дрожью осознавая, что не уничтожила опасную коробку из-под отравленного платка, намереваясь вечером сжечь ее, когда будет топить камин. Но теперь было поздно. Мрачные мысли завладели девушкой, поскольку она поняла, что распоряжение об аресте ее семьи связано с платком. Она начала лихорадочно размышлять обо всем. Надо было немедленно послать записку Григорию и спросить совета, как поступить дальше.

— Я сразу же отписала Сереже в казармы. И потребовала, чтобы он незамедлительно явился домой, — продолжала дрожащим голосом старшая Озерова. — Возможно, он уже дома, ведь уже темнеет. Да и Кириллу Петровичу записку отправила. Мы быстро соберемся и, надеюсь, к полуночи уедем. Возьмем с собой только Гаврилу да Феклу, чтобы ехать двумя экипажами.

— А куда же мы поедем? — спросила дрожащим голосом девушка.

— Пока не знаю. Надо поговорить с Кириллом Петровичем. Возможно, в Тобольск, к дальним родственникам твоего отца. Но я бы вообще уехала за границу. А потом, может, Бог даст, гроза минует и вернемся в Россию.

— Как все печально, матушка. Отчего все так?

— И не говори, доченька, — заметила Анна Андреевна и вздохнула. — Что-то сердце опять колет с самого утра.

— Вам нехорошо, матушка? — озабоченно спросила Маша.

— Да ничего, пройдет, милая, не беспокойся. Просто очень тяжко переживаю я все наше положение…

Душный майский вечер окутал Петербург. Стоя у окна спальни, Анна Андреевна отодвинула занавесь и, вновь нервно оглядев двор, произнесла:

— Где же Сергей? Уже почти девять.

За ее спиной послышались шаги.

— Матушка, все собрано. Но батюшка отказывается ехать, — уведомила Маша.

— Я сама это решу, — кивнула устало Анна Андреевна. — Прикрой плотнее дверь, доченька. Я хочу поговорить с тобой.

— О чем же?

Внимательно окинув любящим взором девушку и тяжко вздохнув, Озерова подошла к своему секретеру и осторожно нажала на потайной рычаг из черного дерева. Она чуть замерла, следя за тем, как открывается потайное отделение. Просунув тонкую кисть внутрь, женщина достала черный бархатный мешочек, перевязанный шелковой лентой. Дрожащей рукой сжимая его, Анна Андреевна обернулась к дочери, стоящей у нее за спиной, и прошептала:

— Я хотела отдать тебе сей оберег в день твоих именин, в девятнадцать лет. Но чувствую, что у меня нет времени более ждать. Посему сделаю это сейчас. Неизвестно, удастся ли нам выбраться из Петербурга, и потому я хочу благословить тебя, доченька.

Дрожащими руками Анна развязала шелковую ленту и извлекла из мешочка большой кулон округлой формы. Огромный, редкостный синий сапфир, овитый чеканным лиственным рисунком из серебра, вызвал невольное изумление у девушки. Кулон был похож на синее, яркое, плоское солнце с лучами, отходившими от него.

— Я уже потеряла Лизоньку и Костю. Ибо страшное пророчество, видимо, сбывается… И теперь очень боюсь за вас с Сережей.

— Но матушка…

— Не перебивай меня, доченька. Возьми этот кулон. Я дарю тебе его. Камень в нем — древний оберег. Он сможет оградить тебя от неожиданной и нежеланной смерти, именно так сказала когда-то колдунья.

— Колдунья, матушка?

— Да. Много лет назад я была у нее, и она предсказала… — Озерова замялась.

— Что же?

— Тебе не следует этого знать. Но та колдунья многое знала наперед. Именно она велела подарить кулон одной из моих дочерей. Отныне он твой, Маша.