Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 3

– Ничего! – прервал ее епископ и снова наполнил кубки. – Я разрешаю тебе немного вспомнить о мирских наслаждениях. Ведь мой сан и высокое положение что-нибудь да значат для простой монахини, дочь моя? – и он выразительно посмотрел на девушку.

– Безусловно, мессир епископ, – ответила девушка, потупив глаза, и приняла от него вновь наполненный вином кубок.

Она прислонилась спиной к стенке носилок. От выпитого вина в ее движениях, ранее сдержанных и осторожных, проступили раскованность и непринужденная грация. По губам епископа, который не сводил с нее глаз, скользнула довольная улыбка.

– Твое покрывало сбилось, – шутливо воскликнул он и, когда девушка подняла руку, чтобы поправить головной убор, покачал головой: – Нет, нет! Не поправляй – сними совсем! Здесь тепло, а путь впереди еще долгий.

– Но мессир! – робко запротестовала девушка.

– Сними покрывало, дочь моя, – повторил епископ, и в его негромком голосе прозвучали неожиданно суровые нотки, а желтые глаза недобро сверкнули.

Помедлив, она подчинилась и покорно стянула с головы монашеское покрывало. Волны густых светлых волос обрушились на ее тонкие плечи. Смягчившемуся взгляду епископа открылась высокая шея до самой ямки между ключицами в пене узкой, но пышной полоски кружева, которым был оторочен ворот нижней сорочки, выглядывавшей из-под верхнего платья. Епископ ласково провел рукой по рассыпавшимся волосам девушки. Какие они густые и шелковистые! Он медленно пропустил сквозь пальцы прядь волос и нехотя выпрямился.

– Я испугал тебя, дитя мое? – спросил он со снисходительной улыбкой. – Не бойся. Ты простая монахиня, я епископ, и ты не должна возражать мне.

– Я послушна вам, мессир, – дрогнули губы девушки.

– Тогда пей вино.

Некоторое время они сидели в молчании, в котором чувствовалась напряженность. Девушка медленными глотками пила вино, но по ее отрешенному лицу было ясно, что она не замечает его вкуса. Рысьи глаза епископа укрылись в ресницах, продолжая пристально наблюдать за девушкой. Почувствовав на себе его неотрывный взгляд, девушка подняла голову.

– Мессир, вы говорили, что на традициях держится порядок, и не должно их преступать, – сказала она, и по взволнованному голосу епископ понял, что она затронула то, что почему-то беспокоит ее душу. – Разве грешно жить так, как велит душа и требует сердце? Неужели это такой тяжкий грех?

– Весьма тяжкий, дочь моя, – твердо сказал он. – Жить следует так, как велит закон и диктует общество. Представь, что твое сердце вдруг возжелало мирских радостей. Разве ты вправе позволить себе увлечься сердечными желаниями, забыв об ограничениях, наложенных на тебя обетом? Как ты последуешь зову сердца, не погубив при этом душу? Впрочем, может быть, тебе неведомы соблазны, если ты оказалась в монастыре по собственной воле?

Он вопросительно посмотрел на девушку, и она отрицательно покачала головой.

– На то была воля моих родителей, – просто и покорно ответила девушка. – Еще до моего рождения отец обещал, что следующую дочь он посвятит Богу. И этой дочерью оказалась я.

– Вот видишь! Воля отца была для тебя священна. Ты не посмела воспротивиться ей. А ведь это тоже традиция!

– Но есть традиции и условности, которые продолжают существовать, давно утратив смысл. Они только обременяют жизнь, словно тяжелые оковы, и есть святые заповеди, следовать которым должен каждый, – возразила девушка и глубоко вздохнула, опечаленная своими мыслями.

– Не тебе судить, дитя мое, какая из традиций отжила свой век, а какая нет, – строго возразил епископ.

Снаружи раздались громкий треск, крики и конское ржание. Впряженные в носилки лошади рванулись и понесли. Епископ и девушка, не ожидая рывка лошадей, упали на пол.

– Ральф! – крикнул епископ, поднимая опущенную занавесь. – Что случилось?! – и он увидел круп скачущей во весь опор лошади.

Не сдерживая коня, всадник ответил:

– Дерево упало, ваша милость! Прямо на дорогу! Лошади испугались и понесли!

– Так придержите их! – раздраженно приказал епископ. – Кто-нибудь пострадал?

– Не беспокойтесь, милорд! Задело двоих, но все обошлось.

– Что ж, возблагодарим Господа, – смягчившись, сказал епископ, отпуская занавесь. – Я уже было подумал о худшем!

Он поспешил обернуться к девушке и подал ей руку, помогая сесть.

– Ты не ушиблась, милая Клеманс?

– Нет, мессир, – ответила она, опираясь на руку епископа, – но вино пролила.

– Не волнуйся, есть еще! – рассмеялся епископ, неохотно отпуская ее пальцы, когда она робко высвободила руку.

– Я испачкала вином обивку! – виновато сказала девушка.

– На то есть слуги, чтобы исправлять оплошности такой прелестной путешественницы, Клеманс.

– Сестра Аделина, – поправила девушка с внезапной строгостью и с едва заметным осуждением посмотрела на епископа: – Клеманс – мое мирское имя, и мне не следует вспоминать о нем!

– Почему? – вдруг спросил епископ, скользя по ее тонкой фигуре горячим взглядом. – Разве оно не прелестно, не нежно, как и ты сама? Дурно же поступил твой отец, дав дочери такое благозвучное имя, чтобы после безжалостно упрятать под монашеское покрывало столь совершенную красоту!

– Мессир! – негромко сказала девушка, не спуская с собеседника глаз, в которых появилась суровость. – Вы только что твердили мне о традициях и условностях, говорили, что не должно их нарушать. Как же мне понимать то, что вы сказали сейчас?

– Я сказал то, что сказал бы любой мужчина, оказавшись в обществе такой красивой девицы, как ты, – небрежно ответил епископ.

Он неожиданно ухватил девушку за руку и, притянув к себе, сдавил ее в сильных, грубых объятиях.

– Что вы делаете, мессир?! – шепотом воскликнула пораженная девушка, отчаянно пытаясь высвободиться. – Как вы можете?! Ваш сан, ваше положение!

– Мое положение и дает мне право забыть на время об условностях, – страстным шепотом ответил епископ, пытаясь преодолеть ее сопротивление. – Будучи епископом, я все же остаюсь мужчиной. Какой у тебя тонкий стан, Клеманс! Я даже боюсь переломить его!

– Мессир! – задыхаясь, прошептала девушка, безуспешно силясь оттолкнуть епископа. – Вы сами говорили, что чем выше положение, тем глубже падение! Если вы немедленно не оставите меня в покое, я пожалуюсь на вас матери Женевьеве. Я всем расскажу о вашем поведении, которое позорит вашу мантию и крест на вашей груди!

– Расскажешь? Правда? И кому поверят? – рассмеялся епископ, стягивая с ее плеч платье вместе с нижней сорочкой. – Тебе или мне? Будь умницей, Клеманс, и перестань упрямиться! Тогда я покажу тебе, какие радости бывают в мирской жизни. А твой грех я возьму на себя и замолю его перед Всевышним, так что ты останешься чиста!