Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Гарри, Гарри! Где же ты оступился? Чем выдал себя? Что он учинил над тобой?!

Тяжело вздохнув, он провел ладонью по глазам и услышал скрип двери.

– К тебе можно?

Робин рывком поднялся с кровати и махнул рукой, безмолвно предлагая Статли войти. Сев на скамью, Статли окинул Робина быстрым взглядом и улыбнулся.

– Я угадал насчет зеленой куртки, передав ее тебе через Клэренс?

– Угадал, – улыбнулся в ответ Робин и едва заметно вздохнул. – Я действительно слишком долго задержался во Фледстане. Дольше, чем требовалось.

Услышав в его голосе сожаление, Статли посмотрел на Робина с большим вниманием.

– Леди Марианна не оправдала твоих ожиданий? – осторожно спросил он.

При имени Марианны губы Робина сложились в нежную и печальную улыбку.

– Нет, Вилли. Она превзошла их, и настолько, что я поверить не мог!

Статли вопросительно поднял бровь, но никаких других слов от Робина не дождался. Обхватив себя руками, лорд Шервуда стоял, погрузившись в глубокую задумчивость, забыв обо всем, и о Статли тоже. Тогда тот сам прервал молчание.

– Знаешь, а я ведь даже подумал, что ты вернешься в Шервуд не один! – сказал он, пожимая плечами так, словно сам удивлялся подобному предположению.

Но Робин не удивился, сочтя слова друга совершенно естественными. Очнувшись от мыслей, он высоко поднял голову и ответил бесстрастным тоном:

– Как видишь, я вернулся один.

– Вижу, – согласно склонил голову Статли, – но не понимаю почему.

Робин повел в его сторону глазами, и Статли пожалел о последних словах, помня о том, как не любит лорд Шервуда обсуждения того, что не касалось никого в Шервуде, кроме него самого. Но Робин лишь тяжело усмехнулся и ответил:

– Тут и понимать нечего, – он снова обвел взглядом свое скромное жилище и глубоко вздохнул. – Куда я могу ее привезти? Сюда? Видел бы ты, какая роскошь ее окружает во Фледстане!

– И она настолько дорожит роскошным убранством своих покоев?

– Нет, – с грустной улыбкой ответил Робин. – Она его попросту не замечает, поскольку привыкла к нему с малых лет. А вот если лишить ее привычной обстановки, то, наверное, заметит.

– Если она, как ты сам сказал, превзошла твои ожидания, то едва ли станет жалеть о подобной утрате, – возразил Статли. – И, судя по отзывам о ней твоей сестры, я уверен, что не роскошь важна для нее. А ты сомневаешься?

– Да, но не в ней.

– Не в ней – значит, в себе? – уточнил Статли и недоверчиво покривил губы.

– И не в себе. Я сомневаюсь, что поступил бы правильно, привези ее сегодня с собой в Шервуд. Все равно что снять с нее в морозный день теплый плащ, зная, что она не станет жалеть о нем. Но, не сожалея, все равно будет страдать от холода. Стойко, молча, но будет ли у меня на сердце спокойно, если я стану причиной ее невзгод? Нет, – тихо, но жестко ответил самому себе Робин. – К тому же вдали от меня она будет в большей безопасности, чем рядом со мной.

– Уверен в этом? – так же тихо спросил Статли. – А как же Гай Гисборн, который спит и видит, как бы заполучить ее в жены?

– Ее отец дал мне слово, что не допустит этого брака. Он и сам опасается за ее жизнь в замужестве с Гаем.

– Как будто ты не знаешь сэра Гая! Если он решится, то сметет любое препятствие на своем пути, будь этим препятствием даже барон Невилл!

– Значит, я пригляжу за ней сам, но издали, – сказал Робин.

– Ты все-таки не уверился в ее чувствах? – настойчиво спросил Статли.

Робин улыбнулся и едва заметно покачал головой.

– Почти уверился, Вилл. То, что нас с ней постигло, даже не любовь в житейском понимании, а полное родство душ. Вот только я не уверен в том, что Марианна всерьез осознает, с чем столкнулась.

Статли шумно вздохнул и передернул плечами.

– Прости, Робин, но я сейчас тебя совершенно не понимаю! Зачем ты громоздишь препоны на прямом и ясном пути? К чему твоя притча о холоде и плаще? Ведь это так просто! Если двое любят друг друга, они должны быть вместе, и все!

Робин выслушал пламенную речь друга с абсолютно непроницаемым лицом, после чего ровным голосом сказал:

– Вилл, я отдаю должное твоей проницательности, благодаря чему ты невольно оказался сведущим в моих делах, в которых я был откровенен единственный раз, на исповеди.

– Да лучше бы ты не ходил тогда к отцу Туку! – в сердцах воскликнул Статли. – Ты весь светился после зимнего турнира, а сходил в церковь и погас, как костер, который разворошили и засыпали землей! Что он сумел вбить тебе в голову, что ты даже говоришь его словами?!

– Толику здравого смысла, – ответил Робин. – И сейчас я прошу тебя воздержаться от советов, а лучше вообще прекратить этот разговор.

– Так ведь и не о чем говорить, – с грустью откликнулся Статли. – Ты уже принял решение, раз согласился провести вечер, который закончится для тебя ночью в объятиях Мод. Ты и в прошлый раз, вернувшись от отца Тука, отправился к ней. Ты всерьез полагаешь, что сможешь остудить сердце, поступая так?

– Ты ведь тоже не отказался поехать с нами, – с иронией заметил Робин, – и вряд ли будешь спать один.

– Я понимаю, на что ты намекаешь, – Статли едва заметно покраснел. – Я всего лишь мужчина, не монах и не священник.

– Ну так и я ни тот и ни другой, – ответил Робин, всем своим видом давая Статли понять, что не видит смысла в продолжении разговора.

Статли умолк, долгим взглядом посмотрел на Робина и вдруг сказал:

– Знаешь, а ты прав. Я не поеду с вами!

– Воля твоя, – пожал в ответ плечами Робин, – могу лишь добавить, что уважаю тебя за это решение.

Не сказав больше ни слова, Статли ушел, оставив Робина одного. Медленно, так, словно каждое движение стоило ему неимоверного труда, Робин достал чистый лист пергамента, перо и чернильницу. Сев за стол, он расстелил пергамент и, обдумывая каждое слово, начал письмо. Первые строки дались легко, но вскоре дело разладилось, перо надолго зависло над пергаментом, а потом вообще легло на стол…

****

Смятение чувств не оставляло Марианну всю долгую бессонную ночь. Не в силах лежать без движения, она распахнула окно и забралась с ногами в широкое кресло. Начался дождь, и ветер пригоршнями бросал в окно крупные прохладные капли.

Что ждет их дальше? Когда они встретятся вновь? Марианна не сомневалась, что Робин захочет ее увидеть, и эта уверенность наполняла ее сердце ликованием. Он не сказал ни единого слова о любви, но разве нужны слова, если все его поступки говорили о том, что она дорога ему?

Она вспомнила, как он, прощаясь, назвал ее Светлой Девой, и в ее памяти ожили уроки матери и бабки. Если его слова были неслучайными, то они таили в себе судьбоносное значение, и он должен об этом знать. А если так, то ни ему, ни ей некуда отступать. Впрочем, для себя Марианна уже все решила, осталось лишь узнать о решении Робина, но она почти не сомневалась в том, каким оно будет…