Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 1

****

Робин склонил голову на сомкнутые руки, сплетя пальцы в замок, и задумался. Его губы вновь почувствовали росную свежесть губ Марианны, руки вспомнили тепло гибкого стана, глаза заглянули в серебристую глубь ее глаз, в ушах зазвучал ласковый голос:

«Может быть, нам надо еще раз подумать об этом? Не тебе одному, а вместе со мной? Сейчас или позже – как ты решишь».

Робин крепко стиснул зубы и тряхнул головой, прогоняя нежное видение. Перед его мысленным взором ожила во всех подробностях картина того, о чем рассказал Вилл Скарлет: обезображенное тело добровольного помощника вольного Шервуда из самого близкого окружения Гая Гисборна. Если до этого у Робина оставались сомнения, то они разрешились. Но вот опять жуткое созерцание истерзанного и выставленного напоказ тела застили глаза Марианны. Он как наяву ощутил прикосновение ее губ, осыпавших его губы едва весомыми поцелуями.

«Это тебе! Чтобы теперь ты стал моим должником. И вернешь только тогда, когда сам поймешь наконец, на чем настаиваешь: имеет значение, не кто мы, а только какие мы есть!»

– Милая моя, – как зачарованный прошептал Робин. – Лучше я не стану возвращать тебе этот долг. Поверь, так будет лучше!

Очнувшись, он глубоко вздохнул, обмакнул перо в чернила и быстро закончил письмо – так быстро, словно не давал себе ни единой возможности передумать и отступить от только что принятого решения.

Ему оставалось сделать последнее: позаботиться о том, чтобы Марианна получила письмо и то, что к письму прилагалось, что он давно собирался отдать ей, но медлил, потакая чувствам и желаниям, которые считал слабостью. Теперь оснований для промедления нет.

Робин вернулся к коновязи, где его ждал Воин, и через недолгое время приехал к одинокому дому в лесной глуши. Не заходя в дом, он вошел в постройку, которая была одновременно и амбаром, и сеновалом, и скотным двором, и вывел из нее серого жеребца – того самого, которого прошлым летом отдала ему Марианна. Привязав поводья серого коня к седлу, он снова вскочил на Воина и направил его широким галопом к Фледстану.

Когда он добрался до окраины леса, расступавшегося вокруг Фледстана, ночная темнота начала светлеть рассветными сумерками. Спрыгнув с коня, Робин накрепко прикрепил к ремню оголовья серого жеребца маленький, туго стянутый шнурком мешочек из оленьей кожи, так чтобы он был скрыт конской гривой. Отвязав поводья серого, он вывел его на равнину и хлопнул по крупу. Конь вскинул голову, раздул ноздри, втягивая воздух и, узнав запахи дома, зарысил в сторону замка.

– Не проклинай меня, моя Светлая Дева! О большем я не вправе просить тебя, – одними губами сказал Робин, провожая взглядом серого жеребца, и, когда тот был уже возле рва, окружавшего стены Фледстана, отвернулся и бесшумной тенью растворился в зеленых зарослях, словно его и не было…

****

Рассвело. Пора приниматься за обыденные хозяйственные дела: распределить слугам работу, выдать поварам запасы из кладовой и обсудить блюда на все трапезы наступившего дня. Умывшись, Марианна надела платье из синего сукна поверх льняной туники, заплела волосы, уложив их короной вокруг головы. Бросив взгляд в большое настенное зеркало – еще одно свидетельство окружавшей ее роскоши, она вышла из спальни и спустилась во двор замка.

Там царило оживление: в сумерках мелькали факелы, раздавались голоса. Посреди двора в окружении слуг и ратников, которые несли дежурство, переступал с ноги на ногу серый рослый конь. Марианна подошла ближе, и все почтительно расступились перед ней.

– Это же Туман, госпожа! – услышала она за спиной возглас одного из конюхов.

Она и сама успела признать в сером жеребце прежнего любимца, которого в августе отдала Робину взамен Воина. Теперь лорд Шервуда возвращал его Марианне.

– Откуда он взялся?

– Конь бегал вдоль рва, когда мы его заметили, – ответил ратник. – Мы опустили мост и впустили его в замок.

Марианна взяла коня за поводья и повела в конюшню. Замкнутое выражение ее лица не вызвало ни у кого из челяди желания докучать ей вопросами. Поставив коня в денник, Марианна набросила ему на спину сухую попону и заметила под гривой кожаный мешочек – маленький, но тяжелый. Не посмотрев, что в нем находится, Марианна уже не сомневалась: что бы там ни было, но среди прочего она обязательно найдет письмо Робина, в котором указано время и место новой встречи. Спрятав мешочек в рукаве, Марианна приказала конюху растереть коня и вернулась в замок. Сдерживая желание немедленно прочитать письмо лорда Шервуда, она закончила утренние хлопоты и только перед завтраком вернулась к себе.

Марианна зажгла свечи – в комнате было сумрачно из-за дождливого утра – и торопливо развязала шнурок, тряхнув мешочек. Из него выпал тонкий пергаментный свиток и что-то еще, глухо звякнувшее о столешницу. Не обратив внимания на то, что упало на стол, Марианна, дрожа от нетерпения, развернула пергамент.

Письмо начиналось строками, написанными уже знакомым ей почерком:

«Леди Марианна, возвращаю Вам коня, которого Вы когда-то отдали мне взамен Воина. Надеюсь, что своей резвостью и добрым нравом он умерит грусть, которую Вы, наверное, испытываете от расставания с Вашим любимцем. Можете смело ездить на нем, не опасаясь, что кто-то признает в нем коня, ходившего под моим седлом. Все это время он провел в надежном укрытии, и даже в Шервуде никто не видел его. Я пишу об этом не потому, что сомневаюсь в Вашем бесстрашии – оно для меня очевидно! – но желаю, чтобы Вы знали: я никогда не посмел бы подвергнуть Вашу жизнь даже малейшей опасности».

Потом почерк изменился, как если бы первые строки, содержащие безукоризненную вежливость, и остальные были написаны с перерывом. Летящим, стремительным почерком Робин торопился поведать Марианне, к чему же он все-таки пришел в своих размышлениях:

«Поэтому, уповая на Ваше милосердие, я прошу прощения за несдержанность, которую проявил по отношению к Вам. Лишь одно может служить мне оправданием, и я надеюсь, что Вы его примете. Я смею оправдывать себя единственно тем, что вчера я прощался с Вами. Дни, которые я провел во Фледстане, останутся для меня навсегда самими дорогими и светлыми.

Прекрасная, несравненная леди, к моей глубокой печали ничего изменить невозможно! Я не вправе тревожить Ваш покой и потому не буду впредь искать встреч с Вами.

Всем сердцем я желаю Вам счастья – никто не заслуживает его так, как Вы. И когда Вы пойдете под венец с достойным Вас человеком – я не сомневаюсь в том, что Вы сумеете сделать правильный выбор! – знайте, что мое благословение в этот миг будет с Вами.

Прощайте, леди Марианна, и да хранит Вас Бог!»