Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 1

– Тебе минуло восемнадцать, – говорил он, – чего ты ждешь? В твоем возрасте надо быть уже не только замужем, но и дважды, а то и трижды родить, если, конечно, ты не вознамерилась постричься в монахини.

Этой неосторожной и очень опрометчивой обмолвкой сэр Гилберт сам подсказал Марианне, как ей надлежит поступить.

Теперь, когда надежды обрести счастье, разбились, Марианне хотелось только одного – уединения. Она прекрасно понимала, что отец не позволит ей жить за стенами Фледстана в каком-нибудь скромном доме, где она могла бы заниматься сбором и выращиванием трав, врачеванием любого, кто искал бы ее помощи. Именно такого удела она сейчас желала для себя всей душой, понимая разумом, что подобный образ жизни ей не позволят. Значит, уединение можно было найти, только ступив на монашескую стезю, и, придя к такому решению, Марианна твердо вознамерилась воплотить его в жизнь.

Голос Клэренс заставил ее очнуться.

– А если твой супруг придется тебе по душе и ты полюбишь его всем сердцем? – спросила Клэренс, внимательно глядя на Марианну.

Подруга никак не могла уняться! Марианна вздохнула, отложила перо и, взяв Клэренс за руку, ответила ей таким же внимательным взглядом.

– Раз уж у нас доверительный разговор, скажи мне, Клэр, только искренно! Ты любишь кого-нибудь?

Клэренс зарделась, смущенно потупила глаза и кивнула головой так, словно отвечала утвердительно, но не совсем, как если бы сама сомневалась в своем сердце.

– Еще нет, Мэриан. Наверное, я только влюблена. Но мне очень нравится один человек! Когда он рядом, все вокруг для меня преображается. Даже сумрачный день кажется исполненным солнечного света!

Марианна впервые за долгие дни улыбнулась, увидев, каким нежным волнением дышит весь облик Клэренс, обычно воплощавший благонравное дружелюбие. Сейчас же она была так взволнована и бесконечно хороша в своем волнении!

– А ты ему нравишься? – спросила Марианна так осторожно, словно боялась спугнуть дыханием мотылька.

Клэренс вскинула повлажневшие, сияющие радостью и надеждой глаза и, глядя куда-то вдаль мимо Марианны, прошептала:

– Иногда мне кажется, что нравлюсь. Иногда я начинаю сомневаться – он очень сдержан со мной, и тогда мне становится грустно. Вдруг его внимание – дань обычной вежливости, а я просто уношусь в мечты, придумывая то, чего нет и в помине? Но всегда, когда он смотрит на меня так, чтобы я не заметила его взгляда, – а я все равно замечаю! – все сомнения разом оставляют меня! И я понимаю: да, я нравлюсь ему!

Марианна глубоко вздохнула, закрыла глаза и, запрокинув голову, улыбнулась мечтательно и нежно. Заметив эту улыбку, Клэренс порадовалась собственной откровенности: сейчас перед ней была прежняя Марианна. Но перемена длилась недолго. Марианна вновь стала печальной, улыбка покинула ее губы, глаза помрачнели.

– Я рада за тебя, Клэр, – вздохнула Марианна, погладив Клэренс по руке, и теперь уже сама погрузилась в какие-то видения. – И я прежде мечтала любить и быть любимой, но со мной такого счастья не случилось. Видно, не судьба. Не о чем и грустить.

После этого признания девушки долго молчали. Марианна вернулась к делам, а Клэренс сидела, стиснув руки, лежавшие на коленях, и поглядывала на подругу так, словно хотела что-то сказать, но никак не решалась. И наконец решилась.

– Не могу поверить, что ты так слепа! – воскликнула она с упреком. – Жалуешься, что любовь обошла тебя стороной, в то время как самое благородное сердце, какое я только знаю, любит тебя давно, преданно и безмолвно, благословляя каждый твой вздох! – и когда Марианна посмотрела на нее недоверчивым удивленным взглядом, сказала: – Я говорю о моем брате. Робин любит тебя, Марианна.

– Нет… – Марианна медленно покачала головой. – Как ты можешь знать о чувствах своего брата?

– Могу и знаю. Правда, я смогла все понять только после тех дней, которые он провел во Фледстане. Я и прежде знала, что ему многое известно о тебе, но только в те дни поняла, почему ему надо было знать о тебе как можно больше!

– И он сам сказал тебе об этом? – усмехнулась Марианна.

– Нет, конечно! – усмехнулась в ответ Клэренс. – Робин не слишком расположен открывать свою душу. И он никогда, кроме единственного раза, не расспрашивал о тебе. Но каждый раз, когда я рассказываю о тебе, он едва уловимо меняется. Внешне спокойный, он весь обращается в слух. Помнишь, как вы с ним встретились первый раз в прошлом году? Так вот с того самого дня он не мог забыть тебя! Меня всегда удивляло, что он знает, где ты бываешь, с кем и о чем говоришь, даже то, во что и когда ты была одета. А теперь я понимаю, почему он хотел знать о тебе как можно больше: он любит тебя.

– Замолчи, Клэр! – не выдержав, воскликнула Марианна. – Это все твои выдумки! Вот, возьми письмо Робина, прочти и перестань измышлять то, чего на самом деле нет!

Достав из шкатулки письмо лорда Шервуда, Марианна отдала его Клэренс. Та развернула тонкий свиток пергамента, пробежала глазами по строчкам и понимающе улыбнулась.

– А чего ты ожидала от него? – спросила она, возвращая письмо Марианне. – Что он попросит твоей руки у сэра Гилберта? Робин горд, он не терпит непреодолимых препятствий. А брак с тобой для него невозможен. Романтичные вздохи безответно влюбленного – это не для него. Сожаление о несбыточном отнюдь не относится к числу его свойств. Вот Робин и пытался справиться с собой, отрезав таким письмом все пути к тебе. Перечитай, Марианна! Неужели ты не увидела, что в нем каждое слово исполнено такого горячего чувства к тебе, что я даже боюсь обжечь пальцы об этот пергамент!

Раздался легкий треск – лопнуло ожерелье, которое Марианна, сама того не замечая, крутила пальцами, и жемчужные брызги разлетелись с ее груди по всему столу.

– Клэр, пожалуйста, оставь меня, – попросила она внезапно онемевшими губами. – Я хочу немного побыть одна.

Клэренс, сама испуганная тем, что открыла Марианне, кивнула и тихо ушла. Марианна подошла к окну и настежь распахнула створки. Свежий весенний ветер ударил ей в лицо, остудил горевшие огнем скулы, совлек с головы покрывало. Закрыв глаза, Марианна глубоко вдохнула в себя воздух, напоенный свежими запахами молодых трав и первых цветов.

Потом она подошла к зеркалу и посмотрела на себя с таким удивлением, словно увидела незнакомку: в глухом платье с рукавами до запястий и воротом до самого подбородка, с беспощадно гладко затянутыми в косу волосами. Ей не понравилось то, что она увидела в зеркале, и Марианна позвала служанку и приказала приготовить ванну.

К обеду она вышла в трапезную в пунцовом шелковом платье, надетом поверх туники, белоснежное полотно которой проглядывало сквозь разрезы в рукавах и подоле. Россыпь светлых волос, привольно завивавшихся в кольца, струилась по ее спине тяжелой волной, украшенная заколками с яркими рубинами. Все, кто был в трапезной, разразились рукоплесканиями и восторженными возгласами. Невилл смотрел на нее так, словно не мог поверить своим глазам, и только когда Марианна подставила отцу лоб для поцелуя, осознал, что эта невозможно красивая девушка с оживленно сияющими глазами, пленительной, всех заражающей радостью улыбкой действительно его дочь.