Giovanni Mongiovì - Небосвод Надиры

В рабаде же, где африканцев и не видели ни разу, в тот день тревожились больше всего о том, как бы не ударить лицом в грязь перед каидом Ибн аль-Хаввасом, эмиром Каср-Йанны, который неожиданно нагрянул к одному из своих сборщиков.

– Вот бы и Коррадо тут быть! – воскликнула Аполлония, едва завидела въезжавших в деревню всадников.

Аполлонии недавно исполнилось двадцать лет, она было хороша собой, с волнистыми каштановыми волосами и карими глазами. Белизна кожи делала ее еще красивее, так как у арабов девушки с европейскими чертами лица ценились больше. Не будь она христианкой, за ней наверняка ухаживали бы, и не будь рабад таким мелким предместьем, не будь обстановка там такой семейственной, кто-нибудь, несомненно, уже склонил бы ее принять ислам, пообещав выгодное замужество.

Микеле был немного младше Коррадо и сильно походил на отца. Он словно от рождения был трудягой, и, хотя рослостью не отличался, был крепок телом и работал без устали. У него не хватало пары зубов, сломались, когда ему было десять лет, зубами он попытался вытащить большой гвоздь из бревна.

– Коррадо, наверное, уже прослышал про каида, и они с отцом возвращаются с поля, – отозвался Микеле.

– Что за человек, этот каид? – спросила Аполлония скорее у самой себя, чем у брата.

Микеле растерянно глянул на нее и с ревностью в голосе ответил:

– Сидела бы ты дома, как сидят многие магометанские женщины.

– Я тут в рабаде не знаю никого, кто запирал бы сестру на ключ.

– Сестра Умара давно на глаза никому не показывается, а когда выходит из дома, закрывает лицо чадрой.

– Это значит, что есть братья еще ревнивее тебя. А к тому же Надире, чтобы мужчины обратили на нее внимание, одних глаз хватит.

Слова Аполлонии стали пророчеством, которое предвещало многое, что произойдет с этого момента…

Каид ехал по улицам средь всеобщего ликования толпы. Али ибн Ниму, которого чаще называли Ибн аль-Хаввасом, в народе любили. Даже имя его означало «демагог», то есть тот, кому благоволит народ. К тому же, он никогда не смог бы возвыситься до своего положения, если бы люди не поддержали его и не обладай он харизмой; выходец из рабов берберского племени, он выкупился на свободу и в конце концов стал каидом всей центральной Сицилии.

Ибн аль-Хаввас ехал на шикарном гнедом коне, на котором красовалась желто-зеленая сбруя. Аполлония мысленно разочаровалась, когда увидела, что повелитель Каср-Йанны был не таким молодым и осанистым, как она себе представляла, а средних лет, с сединой в волосах и немного грузным. И все-таки нельзя сказать, что на вид он был нехорош собой; наверняка, многие девушки, которые восхваляли его, когда он проезжал мимо, дорого бы дали, чтобы завладеть его вниманием.

Кроме двадцати вооруженных всадников, которые сопровождали каида, притягивала взоры женщина, одетая в черное. Она сидела на коне, свесив ноги на один бок, ехала сразу же за своим господином, за ней скакали две служанки. Ехал с ними и еще какой-то человек, одежды которого роскошью уступали лишь платью самого Ибн аль-Хавваса.

Умар встретил гостей у двери, почтительно поздоровался и пригласил своего хозяина пожаловать в «недостойное его жилище», как он назвал свой дом. А каид Али, едва спрыгнул с коня, поспешил представить свою свиту:

– Моя сестра Маймуна и Басыр, мой визирь 18 18 Визирь – высокопоставленный политический советник халифа, султана или эмира. .

На что Умар подал рукой знак подойти своей семье, ждавшей в двери.

– Моя мать Джаля… моя жена Гадда и мои дети Рашид и Фатима; а это моя сестра Надира.

Все три женщина слегка склонились перед каидом, сложив руки, а он ответил:

– Распоряжусь, чтобы преподнесли дары этому дому в награду за красоту, – и несколько раз задержал взгляд на глазах Надиры.

На полу в самой большой комнате мигом расстелили самые красивые ковры и разложили самые дорогие подушки, чтобы мужчины могли рассесться и поговорить. На кухне даже разожгли таннур 19 19 Таннур – дословно «печь». Отсюда сицилийская «таннура». печь лепешки, а слуги помоложе побежали к ближайшему роднику за свежей проточной водой для гостей. Все расселись вдоль стен, а женщины пригласили Маймуну с собой в другое помещение позади дома, где было обустроено что-то вроде навеса, а по сторонам росла живая изгородь из розовых кустов.

Заходили туда и обратно служанки, поднося блюда, фрукты, а еще медовые сладости, хлеб, только что собранные финики и гранатовый сок. Наконец визирь, поглаживая необычную стриженную клином бороду, принялся рассуждать и задавать практические вопросы о том, как ведутся дела в деревне:

– Местечко прекрасное, народ предан каиду; это твоя заслуга?

– Это заслуга всех жителей рабада, и заслуга возлюбленного каида, он гнетет нас игом, которое нам в радость.

– Какова цифра по набору призывников в джунд 20 20 Джунд – войско, армия. ?

– Сорок восемь человек, уже получили оружие.

– Зимми подчиняются тебе?

– У нас всего одна христианская семья… из самых послушных крестьян.

– Всего одна? В других селениях в иклиме 21 21 Иклим – единица административного деления, провинция. В истории мусульманской Сицилии их было три. В эпоху нормандцев их стали называть «долинами». Чтобы легче распознать это политическое деление, достаточно иметь в виду, что Сицилия имеет треугольную форму; если проведем биссектрисы из каждого угла, они пересекутся в центральной точке треугольника. Получившиеся три части будут соответствовать трем историческим долинам Сицилии (то есть, иклимам в мусульманскую эпоху): …Демоны: соответствует северо-востоку Сицилии (от Демоны, города близ парка Неброди); …Мадзары: соответствует западу Сицилии (от Мадзары, в наши дни город Мадзара-дель-Валло); …Ното: соответствует юго-востоку Сицилии (от названия города Ното). Мадзары христиан собирают в общины, хотя часто небольшие.

– А разбойники… на вас нападали, – вдруг спросил Али ибн аль-Хаввас.

– Нападений не было со времен моего отца. Последний раз нападали, когда Георгий Маниак свирепствовал на восточном побережье, уж двадцать лет прошло. А почему ты спрашиваешь, государь?

– Подданные моего зятя Мухаммада ибн ат-Тумны не так миролюбивы, как жители твоей деревни… а рабад – слабый аванпост у подножия Каср-Йанны, где я живу.

– Нам надо быть готовыми кое к чему, достопочтенный каид?

– Прошу тебя всего лишь выставить охрану и подготовить сигнальный огонь, чтобы оповестить по тревоге наших караульных.

Тем временем, позади дома под навесом Джаля принимала высокопоставленную гостью с таким же вниманием, с каким принимали ее брата. Женщины сидели на подушках и болтали о пустяках и безделицах.