Giovanni Mongiovì - Небосвод Надиры

Сицилия, XI век. Надира, простосердечная девушка из берберской семьи, живет в подчинении у своего брата; она подчиняется ему и тогда, когда ей говорят, что она станет одной из жен эмира города. Но глаза ее настольно необычны и притягательны, что на девушку обращает внимание много претендентов. Вскоре разносится слух, что над девушкой висит проклятие: мужчины, которые встречаются с ней взглядом, не могут не воспылать желанием, не могут не попытаться завладеть ею. Именно глаза Надиры и бескрайний небосвод, о котором они напоминают, станут причиной последней войны, которая вспыхнет на мусульманской Сицилии. Тем временем, грозные нормандские воители братья Готвиль, ждут любого удобного случая, чтобы пересечь пролив и двинуться крестовым походом на мавров.

Джованни Монджовѝродился в 1986 году в Катании. Учился на техническом факультете и сейчас работает в технической отрасли, но больше всего он любит писать. В двадцать один год пишет свой первый роман «Лето Господне 1282», роман опубликован в 2011 году, а в 2017 году переиздан. Следуют романы «Последний муджахид – Истоки ненависти» и «Заговор донов», которые завершают трилогию под названием «Безвременные дни». Во всех романах ощущается его большая увлеченность историей и любовь к своей малой родине; к теме социально-исторической нравственности примешивается самый настоящий приключенческий рассказ, но самая широкая тема его романов – любовь. Роман «Меж тьмой и светом», законченный в 2017 году, стал первой книгой, опубликованной в самиздате. В 2018 году автор приступает в написанию ряда произведений под общим названием «Regnum» и публикуется «Небосвод Надиры» – первый роман этой серии.

Все права защищены.

Ни один из фрагментов данной книги в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав воспроизводиться не может.

© Джованни Монджови., 2020

© Т. Кузнецова (перевод), 2020

© Тектайм, 2020

На обложке: глаза Луаны (любезно предоставлено в пользование);

нормандский щит, Афины, Военный музей.

giovannimongiovi.com

Сколь бы не впадали в море тысячи рек, их никогда не станут называть именами вод, в которые они текут, по той разумной причине, что море не может быть причиной существования реки. Таким же образом, начало не может определять, где заложен конец, как не может превзойти его значимостью. Пусть же взглянут на исток реки, на высокие скалы, средь которых она берет начало, пусть изопьют ее вод и на основании того дадут ей название.

Не деяние творит человека, не рука описывает жест, а сердце; там, откуда проистекает первопричина, основание всего. Сутью первородного греха было не сорвать плод, а все прочее, что подтолкнуло на этот жест.

И так, алчность может крыться в чем угодно: в сочном куске мяса, в багровом вине, в очертаниях девичьей стати… или, по крайней мере, таким образом она оправдывает того, кто поддается ей. Но истинно то, что кроется она только лишь в глазах и в сердце человека, который чувствует это снедающее полыхание, то пожирающее пламя, которое есть вожделение.

Средь просвещенных умов тех людей из древнего греческого рода ходила одна легенда, одно из сказаний, которые остались в живых после принятия христианства и после исламского меча. Позвали на битву в защиту троян могущественную амазонку Пентесилею. Красоты она была несказанной, и, как частенько случается в греческих мифах, богини завидовали ей. Вот почему Афродита решила покарать ее самой страшной карой: всякий мужчина, который увидит ее, воспылает к ней таким неутолимым желанием, что наверняка попытается изнасиловать. Пентесилея скрывала свои очертания под доспехами сколько могла, но вот во время сражения Ахиллес убил ее и снял с нее оружие и доспехи. И лишь тогда в полную меру открылось, насколько кара Пентесилеи превосходит саму смерть… Ахиллес не сумел воздержаться…

И все же, миф мифом, а существует ли и впрямь что-нибудь настолько неодолимое и несущее проклятие, что порождает в человеке неисцелимое желание при одном лишь взгляде? Красота такой одержимости, что выносит на свет коварство сердца, но красота двойственная, поскольку она также в силах явить благородную добродетель в душах достойных людей.

Изложенное ниже сказание – первое из многих… первое из многих преданий о мужчинах и женщинах и о кровных узах, которые привязывают каждого из них к своему прошлому и грядущему будущему. Это сказание об одной земле, о ее народах, о ее войнах, о ее пороках и дремлющих достоинствах. И все же, следующее ниже сказание – именно первое, и поскольку оно первое, в нем говорится о первородном… а потому, раз говорится о первородном, в нем не может не повествоваться о том же желании, которое изначально привело человека к своему первому греху.

Там, в той долине, где нории 1 1 Нория – от арабского «наъура». Это гидравлическое колесо для подъема воды на более высокий уровень при помощи речного течения. никогда не прекращают свой круговорот… там, где раскинулись склоны горы Каср-Йанна… там, на плоскогорье, где рабад 2 2 Рабад – дословно «пригород». Предместье, которое, как правило, находилось за стенами укрепленной части города. …

Долина у подножия древней Энны тянулась к востоку и терялась за горизонтом; века арабского интеллекта сделали ее более плодородной, чем земля, которой она иначе так бы и осталась. При взгляде на запад возвышался на вершине горы город Каср-Йанна 3 3 Каср-Йанна – наименование города Энны во времена арабского господства. От слов «каср», что означает замок, и «Йанна», буквально Энна; отсюда «Замок Энна». Во времена нормандцев из-за неверного истолкования арабского названия город стали называть «Замком Иоанна (Кастрождованни)». , пуп Сицилии. Глядя на восток, вниз с плоскогорья, взгляд терялся среди десятков холмов, лесочков, лужаек, пастбищ и речушек… но и среди высоких гидравлических колес, которые могли поднимать воду из долины… и среди каналов, прокопанных, чтобы довести воду до полей. Домов в поселении было немного, штук может тридцать, и всего одна маленькая мечеть, словно свидетельство малой значимости местечка.