Ольга Смирнова - Самолёт Москва – Белград

Через неделю, захлёбываясь слезами, призналась Полине, что брат изрисовал альбом химическим карандашом, а некоторые листы выдрал с корнем. Полина Аркадьевна взяла её за подбородок, и, вместо ожидаемого Кирой утешения, жестко сказала:

– Запомни слово «моё». Не запомнишь – ничего не добьешься. Как ты выберешься из этой клоаки, если у тебя изо рта тащат? Прячь, чтобы не нашли, найдут, отберут – царапайся, кусайся, кричи, но своё верни. Тогда, может быть, кое-что и получишь от жизни. Кира, ты, как дом без окон и дверей, заходи и бери, что душа пожелает!

После этого разговора Полина Аркадьевна дала ей книгу «Унесенные ветром». Киру неприятно поразили слова Скарлетт:

«Я пройду через всё, а когда это кончится, я никогда, никогда больше не буду голодать. Ни я, ни мои близкие Бог мне свидетель, я скорее украду или убью, но не буду голодать». 1 1 Маргарет Митчелл, «Унесённые ветром», перевод Озёрская Т.А.

Но её-то учили совсем другому! Учили тому, что чистая совесть важнее сытого желудка, что бедность не порок.

–Порок, – безапелляционно отрезала Полина Аркадьевна. – Ещё какой порок! Но только не для гениев, чей свет искупляет все пороки и все грехи. Нам, простым смертным, должно думать о хлебе насущном. Бедненько, но чистенько? Ерунда. Бедность не бывает чистой.

Кира задумалась. В чём-то Полина была права, к примеру, ей почти никогда не покупали новой одежды, она донашивала за Аленой даже колготки. И что? Как ни стирай, как ни штопай, все равно выглядишь оборванкой! С другой стороны, её бабушка жила совсем небогато, но в избе всегда было прибрано, пахло молоком и сеном. В общем, Кира и не поняла, понравилась ей эта Скарлетт или нет…

Отчим дремал у телевизора, мать возилась на кухне, Кира заканчивала стирку, а вот брат вёл себя подозрительно тихо: уже битый час его было ни видно, ни слышно. Внезапная догадка заставила Киру охнуть: на её письменном столе лежала школьная стенгазета… Что если Сережка добрался до неё? Моментально забыв о стирке, Кира побежала в свою комнату.

Так и есть! Братец пыхтел от удовольствия, расстригая стенгазету на тонкую лапшу. Кира подскочила к нему и вырвала из рук ножницы, Серёжка от неожиданности втянул голову в плечи, вытаращив круглые, совиные глаза. Вспомнив назидание Полины, она схватила его за ухо и прошипела:

– Не смей больше трогать мои вещи! Никогда! Понял? Иначе я тебе все уши пооткручиваю!

Брат завизжал, как поросёнок, от страха и боли, на его крики прибежала мать. Увидев заплаканного сына и испорченную стенгазету, мать с ходу набросилась на Киру:

– Тебе кто разрешил руки распускать? Кобыла взрослая, а ума нет. Убить малого готова из-за какой-то сраной стенгазеты!

Кира чуть не заплакала от обиды, бросилась в комнату брата, схватила со стола букварь и разорвала по корешку, мстительно приговаривая:

– Будешь знать, как трогать мои вещи, будешь знать!

Серёжа, влетевший в комнату вслед за ней, заблажил на всю квартиру, призывая родителей к скорой расправе над сестрой. Отчим, разбуженный семейным ором, злой с похмелья, не сразу сообразил в чём дело. Выслушав ревущего сына и дав ему для профилактики подзатыльник, Виктор навис над падчерицей и, дыша в лицо перегаром, просипел:

– Совсем офонарела, сучка? Чтоб завтра же ноги твоей здесь не было! Усекла?

Кира, дрожа то ли от страха, то ли от ненависти к этой опухшей роже, выпалила:

– Сам уходи! Не боюсь тебя…Понял?

Широко размахнувшись, отчим ударил её по голове ладонью, Кира, как мячик, отлетела в сторону и врезалась виском в дверной косяк, в глазах сначала потемнело, но уже через секунду эта, вибрирующая болью, черная пустота вспыхнула желто-красные пятнами. Кира осторожно тряхнула головой, удивляясь тому, что «искры из глаз» не выдумка писателей, искры из глаз существуют на самом деле. Мать, закричав, вцепилась в мужа, пытаясь оттащить его от дочери, но тот уже вошёл в раж. Пудовым кулаком он толкнул девочку в спину и, когда та упала ничком на пол, с остервенением стал пинать в живот. Кира попробовала закричать, набрала в лёгкие воздуха, но тут же задохнулась от боли под ребрами. Удары по животу, голове, рукам были такими частыми, что она не успевала даже пискнуть и просто сучила ногами по полу. Анна умоляюще запричитала:

– Витя, забьёшь ведь до смерти, посадят тебя, уймись, Христом Богом прошу!

Виктор отшвырнул жену, постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, и, матерясь, побрёл на кухню. Анна помогла дочери встать, отвела в комнату и уложила на кровать. У Киры уже не было сил всхлипывать, слёзы просто текли по лицу бесконечными, горячими ручейками, мать вытирая их шершавой ладонью, шептала то ли виновато, то ли с укором:

– Ты зачем язык-то высунула, горе моё? Пошумел бы, пошумел да успокоился, не знаешь его, что ли? Завтра в школу-то не ходи, дома отлежись. И это самое… Полине-то своей не рассказывай ничего, слышишь? Ей до нас дела нет, как приехала, так и уедет, а нам тут жить! Думаешь, она сильно добрая? Нет, доченька, ей здесь заняться нечем, вот она и нашла себе игрушку. Не скажешь? Не дай Бог, в милицию сообщит или в школу, опозорит на весь город.

Кира еле слышно промямлила:

– Не скажу… Мама, мне в ванную надо, я, кажется, описалась…

Но Полина всё равно узнала. Она слышала скандал у соседей и не находила себе места от тревоги. Кира умоляла её не вмешиваться, говорила, что отчим не распускает руки, а только кричит и пугает. Полина не очень-то ей верила, но успокаивала себя тем, что ни разу не видела на девочке ни синяков, ни ссадин.

На следующий день Кира не пришла, что было странно: она всегда забегала к ней после уроков, чтобы поделиться школьными новостями. Полина Аркадьевна решила подняться к соседям и разобраться во всём самой. Ей долго не открывали, но она упрямо жала на кнопку звонка. Наконец дверь распахнулась, и Полина охнула, увидев Киру. Девочка была белее снега, её чудесные глаза заплыли и превратились в узкие щёлочки, но больше всего пугало то, что она горбилась, прикрывая руками низ живота. Полина Аркадьевна, не спрашивая разрешения, шагнула внутрь.

– Показывай, что там у тебя!

Кира попятилась, Полина, поймав её за подол, распахнула халатик – «там» живого места не было. Кира, дыша через раз, гипнотизировала воспаленными глазами дверь туалета с пластиковым силуэтом мальчика на горшке.

– Не шугайся, дай мне осмотреть тебя. Здесь больно? А здесь? – Полина осторожно надавила на ребра, Кира ойкнула и скорчилась от боли.

– У тебя сломано ребро. Приложи заморозку из холодильника. Я вызову скорую. Расскажешь им, как всё было.

Кира запахнула халатик.

– Не расскажу. Не ваше это дело, Полина Аркадьевна!