Максим Греков - В тени креста

– Ой, боярин, – подскочил на месте воевода. – Ты, погодь, такие дела, что…. – Князь не договорил, а приложив палец ко рту, вышел из шатра, бормоча себе под нос молитвы. Немного покряхтев и потопав ногами снаружи, Бельский вернулся. – Теперь говори, боярин, здесь спокойно, никто чужой не услышит.

– Так вот…, дело это муторное и длинное, – продолжил Илья Ласкарёв, – но кое-что мы уже прознали, и самое главное открылось. Корень всего в ереси, кою плетут враги супротив нас – в Литве. Вот! Разные нити на это указывают.

– Да-да, я что-то такое слышал, ты вроде как споймал Лукомского Болеслава, – нетерпеливо перебил князь Федор.

– Да не в нём было дело, – поморщился Илья, – шёл я совсем за другим человеком – чёрным попом-еретиком Сахарией, лжецом и отравителем, который разными дурманными зельями, слабых духом опаивает, и словеса охульные этим людишкам нашёптывает. А то, что Лукомский или кто ещё должен был сотворить, так то, лишь последствия деяний еретических. Да вот, Сахария этот извернулся, и сам прячась в Новагороде, руками Лукомского, на Псковщине, убрал ученика московского митрополита, который один знал его в лицо. Ну а после…, как водится, самого Болеслава Лукомского кто-то придушил на Москве в допросном подвале.

– Ой, ты, господи! – перекрестился воевода.

– Соображаешь? Это ведь не просто неудача. Всё было содеяно по единому умыслу. И теперь, весь поиск нам пришлось начать сызнова, – смерив похолодевшим взглядом князя, продолжал боярин Илья. – Тебе одному, человече, о том сказываю. Смотри не обмолвись – дело государево!

Князь, принял изумлённо-возмущённый вид, мол, само-собой! А грек одобрительно качнул головой и продолжил:

– Для того я сейчас таким спехом обернулся в Литву и обратно, ибо прошёл шепоток, что этот недопоп Сахария бежал из Новогородских земель в Киев, но пока, я его там не нашёл. А попался мне некий ярыга, который для этого попа холопствовал, да был обманут еретиком. Потому за мзду небольшую, этот человечек мне и поведал, что сей хитрый Сахария – на самом деле аспидом в клубок свернулся и пережидает время в Успенском монастыре на Явоне. А ведь это твоя вотчина, княже?

Бельский сморщился и кивнул, нехотя.

– Так, вот…, – Ласкарёв качнул кубком в сторону воеводы. – И…, надобно мне вызнать про этого Сахарию, он ноне в монастыре, иль нет? Но при этом, спугнуть еретика, если он там – нельзя! Зело хитёр этот змей, – подытожил Илья.

– Охо-хо, покачиваясь из стороны в сторону, выдохнул князь. Он волновался и потирал руки, будто ему было холодно. – Непростое это дело, ох, непростое…, – забормотал Бельский. Видя, что грек не разделяет его замешательства, он пояснил:

– Уже с десяток лет минуло, как прежний настоятель обители был убиен. И как! Тот, прежний владыка, был сподвижником тогдашнего новогородского епископа Феофила. А как войско московского князя мимо монастыря к Новагороду шло, он врата-то монастырские запер и со стен хулил княжьих воинов и самого государя. Призывал кары небесные на их головы и прочее злословие рёк. Да вот кто-то из войска государева стрелу в настоятеля и пустил. Насмерть, с единого выстрела. Говорят, стрелил кто-то из татар. А как врата монастыря отворили, и войско туда вошло, чернецы враз присмирели. Но, с тех пор в этой обители братия монастырская в противлении к власти московской. Конечно, не явно, без оглашения, но слух идёт, будто все окрестные земли, что отошли к государю, в том монастыре прокляли. И вот хошь верь, хошь не верь, с тех пор уже сколь годов на земле недород.

– А что же, архиепископ Геннадий? – спросил боярин.

– А-а-а, – махнул рукой князь, – он и письма слал и сам дважды наведывался, а всё одно. Покуда он там был – всё тихо, как отъедет – монахи опять за своё, говорят: «ничью власть над собой, акромя божьей, не признаем».

– А люди как? – спросил Ласкарёв.

– А что люди: мужичьё в бега пускается, не хотят на проклятье жить. У меня в городище, кажну зиму смута. По слухам, всё ползёт от монастыря…, – поведал воевода и под взглядом грека опустил глаза. – Я конечно в эти слухи не верю. Но…, – Бельский развёл руками в стороны, показывая, что, мол, это всё происходит не по его воле.

Илья усмехнулся в усы и поднял ладонь, останавливая оправдания князя.

– Так или иначе, но сведать о том, есть ли в монастыре Сахария мне надобно, – твёрдо сказал грек.

Федор Бельский задумался и опять стал потирать руки.

– Трудно дело, боярин…. Большая сила в руках монастырских. Все монахи, что живут при монастыре – либо разного ремесла мастера, либо того паче – лекари-травники. Всё, что в округе дельного есть, там только через монастырских людей делается. В городе торг слаб стал, а до Новагорода за каждой косой или снадобьем не наездишься. – Князь Федор мельком посмотрел на боярина Ласкарёва, ожидая увидеть реакцию того, но Илья был спокоен. – Вобщем, это я к тому, что помощников в сём деле сыскать будет не легко, а без помощников никак, – как бы извиняясь, снова развёл руками Бельский.

– Но разве не ты тут князь?

– Это да, но монастырь…. Ух строптивы они, да своевольны. И как прикажешь с этим быть? Что же мне на монастырщину войско слать? В осаду садиться? Э нет, боярин, тут надоть как-то по-иному. – Князь-воевода помотал головой, как бы оправдывая своё бессилие, и из-под лобья посмотрел с досадой на боярина, ему явно была неприятна эта тема.

– А по-иному…, – Ласкарёв хлопнул себя по колену, – …по-иному, придётся мне в монастыре самому всё проверить.

– Это как же? – тяжело задышал князь, не скрывая недовольства.

– Да уж найду способ, – хитро подмигнул грек. – А может, ты человека укажешь, кой за монастырские стены вхож?

– Ну…, – воевода Бельский задумался, почесал бороду. Покривился и изрёк: – Есть такой человек, токмо я ему ноне не указ, – то Фома Кусков, ранее у меня в приказчиках хаживал, а как жёнка в прошлую зиму богу душу отдала – ушёл в монастырь. Так там и живёт, хотя и без должного пострига, но сей муж при уме и со сноровкой. В монастыре он большим хозяйством ведает. Как найти его, я тебе обскажу, коли с ним договоришься, то большая удача.

– Что ж, спасибо тебе, княже, – сказал Илья Ласкарёв. – А еще попрошу я тебя послать человека в Новагород, к архиепископу Геннадию, с ним передам я два письма, одно самому святейшему, второе отцу моему.

– Ой-ли! И боярин Фёдор в Новагороде? Хм… знать действительно великие дела затеваются. Что ж, посланца найдём.

Разговор в палатке воеводы продолжался еще долго.

Выйдя от князя, Щавей Скряба оглянулся на подручных воеводы, что застыли у входа в шатёр, лица их были сумрачны. Один только ближник князя – чернобородый Яков приветливо махнул рукой, указывая в сторону большого костра.