Кэтлин Норрис - Чайка

Теперь она знала, что в «Мэйфер» можно купить шляпу, обувь и платье на десять процентов дешевле. Там были товары, рассчитанные именно на такого рода служащих, как она. Иногда, по девичьей глупости или от усталости, она все же плакала по ночам, пока не засыпала.

Двадцать четыре года – и одна без матери. И… и они были так жестоки к ней!

Она не просила Кента вмешиваться в ее дела, он это сделал сам и потом заставил ее страдать, разбил ее жизнь. Теперь о любви она и слышать не хотела.

Жуанита вспоминала их хождения по утрам в церковь, и у нее сжималось горло. «Что я сделала? – всхлипывала она иногда в подушку. – Ведь не случаются же такие вещи с другими девушками!»

Но проходили минуты слабости – и она снова бывала бодра и весела. Хорошая книга могла сделать ее счастливой на целый день. Ясные, тихие дни ранней осени радовали тоже, и по воскресеньям она бродила по кишевшим народом набережным, читая названия судов и предавалась мечтам о далеких, никогда не виданных портах.

Во время этих уединенных прогулок она не раз проходила мимо старого помещения «Солнца» и гадала с бьющимся сердцем, бывал здесь Кент или нет. Но она ни разу не пыталась узнать это. Она решительно изгнала его из сердца. Сама мысль о нем казалась ей опасной для ее с таким трудом завоеванного покоя, так медленно создавшегося местечка в жизни.

Однажды в октябре, в поздние сумерки, когда угрюмый закат догорал на свинцовом небе, и Маркет-стрит сияла красными, лимонно-желтыми, оранжевыми, палевыми, белыми, иссиня-белыми огнями, Жуанита вдруг оказалась лицом к лицу с удивленным и взволнованным Билли Чэттертоном.

Одну минуту она, отвернувшись, делала вид, что рассматривает витрины, и шла все дальше от окна к окну.

Перед ее глазами мелькали витрины со шляпами, кондитерскими изделиями, краснело в лавках мясо, белел жир, зеленела кудрявая петрушка. В окнах ювелиров сверкали ряды колец, браслетов, и она машинально читала цены.

Но вдруг она остановилась, почти в обмороке: Билли, в широком пальто, розовее, красивее, веселее, чем когда-либо, стоял возле нее.

– Жуанита!

Она нервно подала ему руку в поношенной перчатке.

– Алло, Билли! Как… как поживают все?

– А вы как? – спросил он с ударением. – И, ради Бога, где вы пропадали?

– О, нигде, – улыбнулась она. – Здесь, в городе. Огни перламутровыми переливами сверкали вокруг них.

В нескольких шагах какая-то реклама вдруг вспыхнула красным и зеленым светом.

– Хотите, пообедаем вместе, Жуанита? – предложил Билли, взглянув на часы с жестом делового человека. – За обедом и поговорим!

– Но… боюсь, что мне невозможно… Я… я живу далеко, на Франклин-стрит.

– А разве вы не можете позвонить домой?

– Нет. Мисс Дюваль сегодня не будет дома. Она собиралась к сестре.

– В таком случае отчего вы не можете пойти со мной? Это шло вразрез со всеми доводами благоразумия, и она не хотела делать этого – и все же пошла с ним.

Они молча прошли Маркет-стрит и, хотя рука Билли в перчатке едва касалась ее локтя, Жуанита чувствовала, что бегство невозможно.

Он привел ее в кишевший людьми «Палас-Отель».

– О, не сюда! Я в ужасном виде, – прошептала Жуанита.

– Вид у вас вполне приличный, – ответил рассеянно Билли.

Главный лакей знал мистера Вильяма Чэттертона и старался угодить ему.

– Мы весь день провели за городом и хотим поскорее поужинать, Теодор, – сказал ему Билли.

Для них нашли спокойный уголок, откуда они могли видеть всех, оставаясь незамеченными. Жуанита сняла свои перчатки, когда-то серые, теперь – цвета железа и очень потертые, поглядела в зеркальце, вынутое из сумки, подобрала выбившийся локон.

В огромном зале в этот час было мало обедающих. Но публика начинала собираться, входили группами. Музыканты были уже на местах и готовили инструменты. Жуанита дрожала. Но, несмотря на ее нервное состояние, на решение не дать Билли выпытать ее адрес и место службы, ей доставляли безотчетное наслаждение теплота, мягкие ковры, музыка, огонь, роскошь.

Дамы проходили мимо, распространяя нежный запах духов. Все они были хорошо одеты. Лакей стоял перед Билли, склонив гладкую черную голову… Лед скрипел в блестящей вазе.

Билли заказывал ужин быстро и уверенно. Ему, видимо, хотелось поскорее отпустить лакея, и, как только тот отошел, он повернулся к Жуаните. Первые его слова и жест так тронули и удивили, что ее сердце начало предательски таять.

Билли положил локти на стол, опустил голову на руки и сказал почти со стоном:

– О, Боже, я нашел вас, наконец-то я вас нашел! Рука Жуаниты, протянутая к рюмке, дрожала, на глазах выступили слезы. Вся ее твердость куда-то испарилась.

– Я так долго ждал этого, – продолжал хрипло Билли, поднимая глаза, ресницы которых были мокры, хотя он и улыбался. – Так долго, что мне не верится еще и теперь!…

– И мне тоже, – откликнулась Жуанита, но он, кажется, не слышал. Он смотрел на ее простое поношенное платье, ужасные туфли.

– Вы работаете?

– Да, в магазине.

– В магазине? О, Господи! Жуанита, почему вы не написали мне?

– Я не думала, что вы хотите этого. Право, Билли!

Он снова закрыл глаза рукой.

– Я не надеялся уже, что когда-нибудь вы еще назовете меня так, – шепнул он. – Жуанита, вы разве не читали ни одного из тех обращений к вам, которые я помещал в «Солнце»?

Она искренне удивилась.

– Я их адресовал «Ж. Э.», – прибавил он поспешно. – Не видели? Ну, как я рад, а я ведь думал, что вы просто не обращаете на них внимания.

– Нет, я не читала ни одного.

– Все равно, я нашел вас. И теперь уже не потеряю опять! Я буду сидеть у вашей двери, буду ходить за вами по улицам, но не дам вам снова исчезнуть! Вы должны будете выслушать меня и позволить мне быть вашим другом, Жуанита, – молил он, не слыша ответа, – я знаю, что вы не хотели ехать на Филиппины, я вас не осуждаю. Но за что же вы меня-то наказываете?

– Я никого не хотела наказывать, – прошептала она, глядя огорченно сквозь слезы.

– Жуанита, родная, вы мне должны сказать правду. Это из-за меня мать уволила вас?

Краска залила ее лицо. Она храбро встретила его взгляд.

– Миссис Чэттертон меня не отсылала. Я ушла по своему желанию.

Лицо Билли выразило удивление.

– Они мне так и сказали, но я не верил. Вы никому не оставили адреса. Отчего? Вы не хотите сказать? – Он был разочарован. – Ну, что же… Но одно я хочу знать. Это имеет отношение ко мне… ваш уход?

– О, ничуть! – отвечала Жуанита. И в первый раз в этот вечер Билли увидел ее прежнюю дружескую улыбку. – Я не могу вам объяснить этого, Билли, и вы не спрашивайте. Но вы тут ничуть не виноваты.

– Ну, тогда Фергюсон! – перебил Билли резко, и быстрая перемена в ее лице подтвердила его подозрение. – Вы не… – Билли не мог докончить. Сердце у него упало. Но, может быть, она отказала Кенту? Он ей надоел, может быть? Эта новая идея была бесконечно утешительна. – И мама тоже не причина? – спросил он со слабым оттенком прежней веселости.