Элизабет Чедвик - Девственный огонь

— О, Джессика, — пробормотал он, и его пальцы побежали от плеч по всему ее телу. Он ласкал каждый кусочек ее кожи, ласкал нежно и трепетно, пока тело ее не стало мягким и податливым. Затем он немного отодвинулся и обеими руками крепко прижал к себе ее бедра, заставив почувствовать свою твердую плоть. Прежде чем она испугалась, его пальцы опять побежали к ее плечам, он осторожно повернул ее на спину, и его руки начали колдовскую игру. Он ласкал ее нежную шею, прекрасную грудь, а когда его рука коснулась ее живота, она опять почувствовала теплую приятную истому где-то внутри себя.

— Какие красивые ноги, — прошептал он, гладя ей бедра. — Тебе хорошо?

Джессика не знала. Мощная горячая волна нахлынула на нее, голова закружилась. Его рука легла на треугольник волос внизу живота. Чувство от его прикосновения было настолько сильным, что она непроизвольно сжала ноги. Тревис ласкал нежную кожу ее бедер, гладил шелковистые волосы, заставляя девушку дрожать от возбуждения. Он улыбнулся, глядя в ее широко распахнутые глаза, легко коснулся языком ее губ, а его рука нежными ласкающими движениями осторожно раздвинула ей колени. И вот он уже у нее между ног. Все ее тело напряглось.

— Не бойся, любовь моя, — прошептал он успокаивающе и начал осторожно входить в нее. — Сейчас уже будет легче, — и стал нажимать сильнее.

Боже! Он разорвет ее! Наверное Пенелопа действительно говорила правду!

И вдруг Джессика с удивлением почувствовала его глубоко в себе! Ничего страшного не случилось!

— Все нормально? — он лежал на ней, безраздельно владея ее телом.

Она кивнула, думая, что с этого момента всегда будет верить ему. Ничего ужасного не произошло, а начало вообще было чудесным. Джессика удивилась, когда он отодвинулся. Ведь ощущение его внутри себя было приятным, даже несмотря на ту маленькую боль, которую он ей причинил, несмотря на то, что он довольно тяжелый. Она сдвинула ноги.

— Не надо, любовь моя, — опираясь на локоть, он свободной рукой снова раздвинул их.

Затем опять скользнул в нее, и Джессика задохнулась от новых ощущений: что-то горячее и твердое медленно двигалось в ней. Казалось, Тревис заводит ее, как музыкальную шкатулку, — туго, еще туже. «Он сломает во мне пружину», — подумала Джессика, и, чувствуя, как что-то огромное поднимается в ней, ногтями впилась в его спину, чтобы не взорваться. Она слышала его прерывистое дыхание, сама умоляла о чем-то.

— Сейчас, скоро, любовь моя, — пообещал он, и ее тело пронзили тысячи крошечных сверкающих молний неземного восторга. Секундой позже Тревис содрогнулся глубоко внутри ее и выдохнул: «О, Джесс!». Еще какое-то время он был в ней, пока их дыхание не успокоилось, затем немного отодвинулся и заключил ее в объятия.

— Тебе все еще страшно? — его голос звучал тепло и ласково.

Джессика покачала головой.

— Тогда будем спать, — пробормотал он, крепко прижимая ее к себе.

Он уснул почти сразу. Джессика еще довольно долго лежала в полудреме, чувствуя исходящее от него тепло. Сквозь полуопущенные веки она разглядывала его обнаженное сильное тело, облитое лунным светом. Интересно, что подумает горничная, когда утром, войдя в комнату, обнаружит их голыми? Затем и она уснула, утомленная всей той радостью, пережитой за этот день.

Как и каждое утро своей жизни, Тревис проснулся на рассвете. Это утро отличалось тем, что рядом с ним спала его жена. Он взглянул на Джессику и подумал, какой темной лошадкой она оказалась — такая неожиданно страстная, любящая его больше, чем он заслуживает. Возможно, Пенелопа Грисхем, сама того не подозревая, начала уже расплачиваться за зло, причиненное ему семнадцать лет назад. Она отдала ему свою дочь. Улыбаясь этим мыслям, он наклонился и поцеловал жену. От прикосновения его губ к своему плечу Джессика проснулась.

Сам чувствуя удовольствие от этого прикосновения, он улыбнулся, потормошил ее и со словами: «У меня есть свадебный подарок для тебя», — как был, нагишом, спрыгнул с кровати и подошел к туалетному столику орехового дерева с большим зеркалом на нем.

С помощью зеркала Джессика смогла увидеть своего мужа одновременно спереди и сзади. Его мужские достоинства сейчас выглядели менее устрашающе, чем вчера вечером, но все тело было сильным и мускулистым, с завитками жестких черных волос, гладкой, атласной, смуглой кожей. Даже прохладным ранним утром вид Тревиса, с которым она была близка ночью, привел ее в такое замешательство, что она в целях самозащиты стыдливо укрылась простыней до самого подбородка.

— Дай руку, — потребовал он, вернувшись в постель.

Джессика тяжело вздохнула и не шелохнулась. Тогда он сделал вид, что хочет сдернуть простыню, и Джессика испуганно протянула ему руку. Тревис тихо засмеялся, открыл голубую кожаную коробку, выстланную кремовым шелком, и достал оттуда браслет с чудесными голубыми камнями. Он приподнял ее руку, покрыл поцелуями и застегнул браслет.

— Какая красота! — задохнулась она. — Это же сапфиры! — У нее никогда не было такого чудесного украшения.

— Теперь вторую.

Джессика отвела взгляд от браслета и положила другую руку на простынь. Тревис взял правую руку и, под ее пристальным взглядом, расцеловал каждый пальчик. Затем на ее палец скользнуло прекрасное сапфировое кольцо. Положив руку на простынь, он языком нежно коснулся мочки уха. Джессика затаила дыхание, а Тревис уже вдел сапфировую сережку в мочку, которую поцеловал, а затем поцеловал и украсил второе ухо.

— Теперь для твоих волос, — пробормотал он, вынимая из коробки ажурный золотой гребень с сапфирами. Он приподнял ей голову, собрал волосы с плеч и, заколов их гребнем, нежно поцеловал затылок.

— А теперь самое лучшее, — прошептал он, достав ожерелье и обвив его вокруг шеи так, что тяжелый медальон оказался между ее сосками, Наклонившись, он губами коснулся груди.

От этого прикосновения Джессику бросило в жар, она с внезапным страхом поняла, что лежит совершенно обнаженная перед Тревисом, а он, прижав ее запястья к постели, любуется работой своих рук. Она смущенно попыталась высвободиться.

— Полежи так, любовь моя, — попросил он. — Я имею право на награду.

Джессика затихла и лежала не шевелясь.

— Я правильно запомнил цвет твоих глаз, — он склонился, все еще прижимая ее запястья к простыне, и, пробормотав: «Теперь у меня есть ты вся», начал медленно и страстно целовать ее тугие розовые соски.

Ей хотелось застонать от расстройства, но она не успела этого сделать, как его губы закрыли ей рот. И вот она уже снова почувствовала его жаркое дыхание на своей груди и застонала от удовольствия. Вся ее кожа горела. Внутри себя она ощутила пульсирующие, необъяснимо сладкие толчки, гораздо более сильные, чем вчера вечером, и в панике поняла, что не может контролировать свое тело. Тревис наблюдал за ней и двигался так, чтобы доставить ей удовольствие.