Джин Соул - Сапфир и золото

— Это я тоже почувствовал, — кивнул Эмбервинг. — Не злое, но… странное и не снимающееся.

— Ничего не напоминает? — спросил невесть откуда взявшийся в комнате Алистер.

Все невольно вздрогнули.

— А Рэдвальд где? — беспокойно спросил Голденхарт, завертев головой.

— Возжелал остаться у русалок, — ответил король эльфов, ухмыльнувшись. — Он им приглянулся.

— Алистер, а ведь ты что-то знаешь, — протянул Дракон, подозрительно сощурив глаза.

Король эльфов приподнял и опустил плечи и с интересом уставился на фею. Та взяла Лучесвета за руку и внимательно разглядывала чешую, иногда трогая её пальцами.

— Ну, что скажешь, феюшка? — спросил Алистер, воздвигая себе трон из виноградных лоз и величественно на него усаживаясь.

— Это не проклятие, — уверенно ответила Хельгартен.

— А что же?

— Чары, должно быть, или заклятье. Из того, что я вижу, хрустальная чешуя скоро всё его тело покроет. Но вреда это ему не причиняет, — поспешно сказала она, расслышав сдавленный стон Лучесвета. — Однако же я ума не приложу, почему так происходит.

— А ты, добрая феюшка, — промурлыкал Алистер, — спроси прежде, с чего вся эта история началась. Лучесвет ведь, съев мясо полоза, разболелся.

— Ещё как! — подхватил тут же Огден. — У него жар был. Горячий, как лава! Даже лёд с севера сбить не мог!

— Вероятно, — подумав, сказала Хельгартен, — мясо полоза, которое он съел, начало как-то на него воздействовать, а человеческая природа тому воспротивилась.

Все согласились, что это самое разумное объяснение. Алистер тоже покивал, но заметил:

— А теперь, добрая феюшка, тебе бы спросить, как и чем Лучесвета лечили. Это занимательная история, знаешь ли, заслуживает того, чтобы её послушать. Эльфийские чары не справились, драконьи чары не справились… Эмбервинга, — уточнил он отчего-то напористо, — чары не справились.

— Пф, — сказал Нидхёгг, заметив, что король эльфов смотрит на него, словно бы ожидая, что тот начнёт хвастаться, — плёвое дело! Народные драконьи средства его за пару месяцев на ноги поставили. Говорил же, сразу надо было ими воспользоваться, а не валандаться.

— Что за народные драконьи средства? — удивилась фея.

— Яд с кровью перемешать хорошенько, пока булькать не станет, — охотно поделился «рецептом» Огден.

— Драконий яд с драконьей кровью, — уточнил Алистер и опять улыбнулся, а фея ахнула.

— Что? — нахмурился Эмбервинг.

— Вообще-то, — сказала Хельгартен, — полозы и змеи драконам сродни, а волшебные полозы — тем более. И человеческая природа мальчика воспротивилась тому, чтобы впитать в себя чуждое волшебство. Жар бы сам спал, когда мясо выварилось внутри, потеряв волшебную силу. Вот только человеческую природу в нём хорошенько заглушили.

— Утопили, — саркастически добавил Алистер, — в драконьей крови.

Воцарилось недолгое молчание.

— То есть, — проронил после Эмбервинг, — мясо не только силу не потеряло…

— Волшебные силы слились и породили… нечто новое, — заключил Алистер. — Такое не в первый раз уже случается, да, Эмбервинг?

Дракон нахмурился:

— А чары?

— Кое-кто наложил неосознанно. Драконы этим грешат, да, Эмбервинг?

Они все переглянулись и уставились на Нидхёгга. Получается, в том, что Лучесвет превращается — или не превращается — в хрустального полоза виноваты как раз упомянутые народные драконьи средства. Мясо, приправленное изрядной долей драконьего волшебства, отлично усвоилось и подмяло под себя человеческую природу юноши. Впрочем, Лучесвет всё ещё оставался человеком, хоть и в хрустальной шкурке.

— Но что заставило Нидхёгга наложить на Лучесвета чары? — задумчиво спросил Эмбервинг.

— Ничего я на него не накладывал, золото только, — возмущённо возразил Огден, не вслушиваясь.

— Что? Смертность Лучесвета, конечно же, — уверенно ответил Дракону Голденхарт. — Ты ведь помнишь, каким потрясением это стало для самого Лучесвета, а потом и Нидхёгга?

— И что делают эти чары? — полюбопытствовал Алистер. — Кроме того, что заставляют Лучесвета обрастать хрустальной чешуей? Могут драконы как-то это вынюхать? — И он поглядел на Хёггеля.

— Почём я знаю, — буркнул Хёггель. — Я только злые чары могу унюхать, а эти же не злые, а драконьи.

— А ты, Эмбервинг? Хотя зачем я спрашиваю: ты даже свои собственные вынюхать не смог… — пробормотал Алистер.

Эмбервинг вспыхнул.

— Во всяком случае, это не пространственные чары, — продолжал король эльфов. — Улетал же Нидхёгг в Извечный лес — и ничего.

— Это добрые чары, — сказала Хельгартен, — даже я с трудом в них драконьи признала. Обычно чары подобного рода накладывают, когда чего-то боятся или чего-то желают. Вреда они мальчику точно не причинят, а какова их природа — время покажет.

Лучесвет выглядел несчастнее некуда. Нидхёгг, которому надоело выслушивать нудные разговоры, в которых явно или обиняками критиковали народные драконьи средства, завернул его в одеяло и сунул под мышку.

— Что это ты выдумал? — удивился Эмбервинг.

— Домой возвращаюсь, — ответил Огден.

— А Лучесвета зачем с собой берёшь?

— Зарою в золото ещё на недельку, — сказал Нидхёгг. — Рановато его выкопал, недолечил.

— Долечишься, он вообще весь чешуей покроется, — предупредил Эмбервинг. — Не пои его больше драконьей кровью, слышишь?

— Арргх, — пренебрежительно сказал Нидхёгг и утащил Лучесвета из башни.

— Что-то у меня предчувствие нехорошее, — заметил Эмбервинг, хмурясь.

— Нидхёггу лучше знать, раз уж это его чары, — возразил Голденхарт.

Алистер беззаботно улыбался, словно ему не было ни до чего дела. Хёггель с Хельгартен засобирались обратно в Извечный лес…

— Коржики просто отвратительны на вкус, — рассказывал Нидхёгг, сосредоточенно высыпая золото горсть за горстью. — Скрипят на зубах, сплошной сахар. Ни за что их не пробуй, если предложат!

Лучесвет, от которого осталась только одна голова, всё остальное уже было засыпано золотом, обречённо следил за драконом. Огден не только его в золото закопал, но и буквально силой напоил драконьим снадобьем.

— А если я на самом деле весь чешуей подёрнусь? — мрачно спросил Лучесвет. — С головы до пят? Я тогда больше никогда в жизни людям на глаза показаться не смогу.

— Дались тебе эти люди, — фыркнул Огден, усаживаясь рядом. — Мне вот бы очень понравилось, если бы ты весь чешуйчатый стал. Хрустальная шкурка красивая, — нараспев сказал он, довольно покачиваясь. — Ни у одного дракона такой нет! А я уж драконов перевидал немало.

— А если я в полоза превращусь? — ещё мрачнее спросил Лучесвет. — А если у меня хвост расти начнёт? Или рога? Есть у полозов рога?

— Ну, рога вряд ли, потому что рога первым делом вырастают, — начал рассуждать Нидхёгг, — а вот хвост — это надо подумать. Хвост — дело такое: захочет — вырастет, захочет — нет. Лучше бы, конечно, чтобы крылья отросли. Крылья — штука полезная, крылья всегда пригодятся.