Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

— Разве она нарушила какие-то законы? — усмехнулся Рэй. — Или до этого в мире не было войн, межусобиц и прочей ерунды?

— Да были, конечно же, — хмыкнул Дар. Луна оставляла на его лице причудливые тени, будто бы разукрашивала длинными тонкими полосами, и сейчас бог казался каким-то нереальным. — Но в тот момент она позволила своему дару — магии войны, что текла в её крови, — оказаться среди обыкновенных людей. Этот континент — не всё, что мы создали, ты знаешь, но тут начинался мир. На Ньевидде, если по правде, но этот уголок всегда нравился нам больше всего. И когда наступило моё время, когда в этом мире родился будущий Дарнаэл Первый, ей там, наверху, и вовсе стало понятно, что уже ничего не исправить, но было поздно. Мы принесли магию в этот мир — магию, которая значила чуть больше, чем обыкновенное человеческое колдовство, — мы позволили кому-то иметь чуточку больше, чем они заслуживали. Или чем вообще любой нормальный человек имеет право заполучить. Тот дар, что есть у тебя — и у Эрлы, и у твоей матери, только, к счастью, в крайне ограниченном количестве, — это не то же самое, что творило этот мир. Но оно позволяет им управлять. Позволяет обращать в волшебство чужую ненависть. По сути, чтобы сделать всё, что тебе взбредёт в голову, тебе лишь надо уцепиться за эти эмоции или чувства — и подумать о том, как ты хочешь их использовать. Вот и всё.

— И это — дар из пророчества? — Рэй недоверчиво покосился на своего собеседника. — Управление, подери тебя Змея, ненавистью?

— Боги, Шэйран… — Дарнаэл рассмеялся — глупо поминать самого себя в разговоре. — Пророчество о Высшей и о Воине уже давно сбылось. Лет за двадцать до твоего рождения.

— Но…

— Ты его читал хоть раз? Думаю, только мать говорила, а ей пересказывала Далла, между прочим, крайне неустойчивая женщина. Высшая и Воин — это, конечно, красиво, и там говорилось что-то о воссоединении континента. Высокие цели, сквозь тернии к силе. Двое, что победят ненависть между собой — и чья любовь не имеет границ. Ты, конечно, испытываешь к сестре тёплые братские чувства, а после того, как Монике в сердце попала та спица, даже несколько минут желал её придушить, но неужели и вправду веришь в то, будто бы забудешь о своей дарнийке-ведьме и возьмёшь сестру в жёны?

Рэй поперхнулся и уставился на Дара, будто бы на безумца.

— Разумеется, нет. Но причём тут это?

— Высшая и Воин — это не кровная пара, — хмыкнул он. — И ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Вы с Эрлой — только… последствия. В ней тоже много магии, которую она до сих пор не может осознать — считает себя то Воительницей, то ещё кем-то. Там даже рассказывать всё это бесполезно, а Эрри ещё и подлила масла в огонь. Не надо было делать из ребёнка такую же стерву, как она сама, я думаю, но то уже наши с нею проблемы. Эрри просто хотела добиться своего — она это и сделала. Эрла дождалась, нашла в себе силы для борьбы, а этот бедный влюблённый мальчишка — он ещё с нею намучится, вот увидишь, — даже равновесие в очередной раз нарушил, пристрелил советника твоего отца. Колдовство в ней ещё проснётся, созреет, но в более мирных… границах.

— А я? — Рэй прищурился. — Если нет никаких предназначений, то причём здесь вообще моя магия, почему она была нужна Тэллавару?

— Потому что когда Дарнаэл Первый — ну, я, то есть, — обзавёлся семьёй и стал королём, он продемонстрировал своё волшебство публично. Ошибся, разумеется, но всё же. И именно потому этот достаточно редкий, но сильный дар и передаётся по крови — в ком-то больше, в ком-то меньше. Кто-то получил его, потому что мама — я о твоей бабушке и о твоей матери сейчас, — колдовала много, выбирая в качестве жертвы элвьентских принцев… А ты просто маг с большим запасом силы — и, что самое отвратительное, с возможностью специфически её использовать. Будь ты богом — был бы бессмертным и вершил бы судьбы, а так — твоё могущество ограничится ещё какой-то сотней лет и твоими мозгами, я надеюсь.

— И ты, судя по всему, совершенно не собирался мне обо всём этом рассказывать, пока Эрла не потрудилась над каким-то там равновесием, — Шэйран упёрся руками в невысокие поручни моста, словно вода притягивала его к себе. — Прекрасно.

— Не собирался, потому что незачем было, — хмыкнул Дарнаэл. — Ты можешь колдовать и без этого. Но сейчас нам всё равно придётся отправляться в путь и много пользоваться волшебством. И поэтому — боюсь, даром придётся овладеть.

— И ты даже можешь научить, как этим пользоваться?

— Да что тут учить, — пожал плечами мужчина. — Всё слишком просто. Ты должен чувствовать ненависть и боль в людях — и пользоваться ею против них. У меня даже нет никакого способа продемонстрировать это тебе, я ж тебя не ненавижу. Даже Эрри, хотя она пример получше, сейчас не пылает отчаянной ненавистью к кому бы то ни было. Как видишь…

— Тупиковая ситуация.

— Именно.

Рэй оторвался от созерцания воды и двинулся дальше — будто бы ему нужно было разобраться во всём этом.

— А разве человека с таким даром можно остановить? — спросил он, обернувшись к Дарнаэлу.

Тот рассмеялся. Можно ли? Перед глазами стоял источник — его кристальные грани, которые так отчаянно пытались склонить каждого, входившего в этот бесконечный лабиринт, ко злу. Ещё несколько дней — и всё рухнет, не так ли бормотала Эрри о своих пророческих снах, так до конца и не выскользнув из полубреда?

— Только люди, в которых нет ни капли ненависти, — вздохнул мужчина. — Либо собственная адекватность. Видишь, как прекрасно, что Тэллавар даже не догадывается, как всем этим пользоваться?

Армия Элвьенты входила в Кррэа почти как победитель длительной, кровавой войны, хотя на деле они не пролили ни капли на поле боя. Дарнаэл, впрочем, себя торжествующим не чувствовал, на голову давило одно только осознание того, что всё это — не конец. Просто так чужие армии не приходят к вратам своих соперников и не обвиняют своего короля в том, что он призрак.

Кальтэна похоронили там, на месте. Поставили какой-то знак — могильную плиту, может быть, установят позже, если время и бесконечные битвы не сотрут след о том, что он там был, с лица земли. И почему-то Дар, вспоминая о том, как умер его друг, ловил себя на мысли, что на его месте могла быть братская могила — целой армии или, может быть, только её частей. Сколько людей выжило, когда Фэза отпустил этот мир?

Лиара то ли не радовалась тому, что её блудный король всё-таки вернулся, то ли уже успела припасти несколько дурных новостей. На Дара она смотрела так, словно он выполз из могилы — глаза женщины не наполнялись ни слезами, ни страхом, но какая-то непередаваемая боль всё равно присутствовала и ну никак не желала отступать. От этого странного ощущения — словно кто-то толкал его на преступление, а Дар взял и поддался и теперь в очередной раз разочаровал её, — избавиться было трудно. Но он, впрочем, привык; его любимая королева всё равно не признала бы победу с его стороны. Ей куда приятнее наслаждаться молитвами своей богине, чем реальностью, даже если последняя захлестнула с головой.