Альма Либрем - Заклятые враги [СИ]

— Ты в порядке? — вопрос Моники, вынырнувший, будто бы из пустоты, застал Рэя врасплох. Ему хотелось ответить, что более чем, но нужных слов парень найти всё никак не мог, а избавиться от странного ощущения преследования было не так уж и просто.

Он на мгновение зажмурился, словно спасаясь от преследовавшей его боли, от усталости, ужаса — и неприятного чувства вины.

Откуда это бралось?

— Мне иногда кажется, — наконец-то промолвил он, протянув руку и поймав тонкие пальцы Лэгаррэ, — что если б меня не потянуло к той распределительной таблице, то всё было бы иначе. Эрла бы никуда не сбежала, отец с матерью не затеяли все эти попытки победить друг друга. Не воскресли бы боги, не стояла бы армия Торрессы здесь, посреди нашего континента. И Тэллавара бы тоже не было, не столкнись я с ним однажды во дворце в Лэвье.

— Мужчины… — покачала головой Мон. — Ты, может быть, слишком уж преувеличиваешь своё значение, а, великий и могучий принц? Попытайся смотреть на вещи проще — почему б и нет?

Рэй рассмеялся, но звучало это как-то вымученно и тоже устало. Монике хотелось бы понять, что именно с ним не так, но, возможно, слишком сложно было разбираться во всех тонкостях человеческой натуры.

— Я никогда не думала, что встречу свою богиню. Настоящую, материальную, с острыми ушами и жуткой любовью к войне.

— Ты даже не думала, пожалуй, что она так сильно мечтает о сражении.

— Ты б поспал, Рэй, — покачала головой Лэгаррэ. — Не время болтать, когда вокруг такое происходит, знаешь…

Он рассмеялся — тихо, чтобы не прервать сон остальных.

— Может быть, и нет. Но я не думаю, что у меня будет другая возможность.

— Не веришь, что мы минуем их армию? Да ведь это Торресса, а я, как маг, уж на что-то гожусь, — повела плечами девушка. Она даже придвинулась ближе, и пусть Шэйран так и не обнял её, будто бы чувствовала его присутствие, такое зримое и такое логичное, что становилось не по себе от осознания собственной слабости.

— Мы минуем, — покачал головой Рэй. — Я верю. Но ты не понимаешь — там ведь будет всё иначе. Совсем по-другому. Там уже не будет просто знакомых, не будет Первого и Эрри, с которыми можно смеяться в лесу у костра. Впрочем, — он посмотрел на холодную, равнодушную богиню, во время битвы такую пылкую и огненную, — тут и сейчас не посмеешься. Но там уже всё перевернётся с ног на голову.

— Там ты станешь наследником престола двух великих держав.

— Одной.

— Если твоя мать не передумала насчёт матриархата, — возразила Моника.

— А как же Эрла?

Девушка устало посмотрела на принцессу, словно пыталась увидеть в ней что-то, что подошло бы будущей королеве, но после только коротко покачала головой, отрицая даже саму возможность чего-нибудь подобного.

— Я бы не стала в это верить, — наконец-то выдохнула она. — Эрла хорошая девушка, но пристало ли ей быть королевой? Я не уверена, что она сможет так просто подчинять, руководить государством, принимать судьбоносные решения.

— А я, думаешь, смогу? — Шэйран поднялся на ноги, запрокинул голову, глядя на бесконечно чёрное небо, на котором каким-то чудом сверкала одна лишь звезда. — Думаешь, с меня будет хороший правитель, учитывая то, что я ничего не умею и никогда не пытался научиться хоть чему-то ночью? Дрянной с меня будет король, Лэгаррэ. По-моему, в этом мама более чем права.

Моника не стала отрицать, хотя и не подтвердила — это, может быть, было бы для него слишком уж жестоко. Хотелось сейчас мотнуть головой, забрать все свои слова назад и смотреть на неё, словно на какой-то отрезок собственной судьбы, с надеждой на то, что сейчас всё исправится. Но, может быть, не стоило даже заговаривать об этом?

Он зажмурился — зачем на небесах звёзды, если они даже не могут показать дорогу?

— Шэйран, может быть, ты ничего и не умеешь, — наконец-то промолвила она, — но дар у тебя есть. Осталось только научиться им руководить. Думаешь, боги столь глупы, так ошибаются? В тебе это есть, если даже Первый…

— В которого ты не верила.

Она рассмеялась.

— Так ведь вот он. Вряд ли ты действительно, после всего, что случилось, можешь считать его каким-то эльфом, что воспользовался сходством с тобой или с твоим отцом.

Рэй промолчал. Ему не хотелось возвращаться — может быть, там, далеко от этого места, будет хоть немножечко легче? Почему нельзя убежать от всего мира, например, в Халлайнию, скрыться от всего мира?

— Ты меня всё ещё ненавидишь за мою глупость и надеешься, что я получу по заслугам? — он улыбался, хотя спрашивал предельно серьёзно.

— Не знаю. Ты рискуешь, Тьеррон.

Он рассмеялся — это будто бы приносило какое-то облегчение. Может быть, так Рэй чувствовал себя чем-то более простым?

Без хвоста магии за спиной, такой сильной и такой для него бессмысленной, такой пустой — изнутри и, может быть, снаружи тоже.

— А ты бы пошла со мной, если б я вдруг вздумал сбежать? — он повернулся к ней, но вновь не посмел поймать за руку. Может быть, Моника была единственным, что он ещё способен был принимать за важный фактор.

Королём быть непросто — но, может быть, у них в жизни хоть немножко больше стабильности, чем в его собственной?

— Нет, — вздохнула Моника. — Я б поймала тебя за шиворот и вернула обратно. Если б понадобилось — силком усадила бы на трон, надела корону на твою дурную голову и стукнула по темечку скипетром, чтобы не вздумал сопротивляться.

— Знаешь, Лэгаррэ, — фыркнул Рэй, — уже это делает тебя это золотой королевой для моего бедного народа…

Она почему-то предпочла не воспринимать это, как намёк на счастливое будущее — вот когда оно наступит, тогда и будут думать.

Ни Шэйран, ни Моника спать так и не легли — пусть и промолчали до самого рассвета, когда первый солнечный луч озарил уставшее, мрачное небо. Туч больше не было, и звёзды тоже угасли, а на бледный призрак луны они предпочитали просто не смотреть.

Шли с низко опущенными головами. Магия — не слишком хорошая маскировка, когда проходишь мимо вражеской армии, хуже, чем самые обыкновенные плащи, наброшенные на голову. И почему-то даже этого казалось запредельно мало, когда они миновали вражеские ряды, отчаянно пытаясь смешаться с толпой, вечно спокойной, похожей больше на покорных животных.

Оставалось совсем немного. Солнце уже светило довольно ярко, а торресский лагерь будто бы не собирался заканчиваться.

Они шли на какие-то странные, непривычные ориентиры — можно было подумать, что там, впереди, ждала только пустота, что-то ещё странное, незнакомое.

Знать бы только, что именно.

Шэйрану хотелось зажмуриться, распахнуть глаза — и быть уже там. Хотелось увидеть свою мать — впервые за последние несколько лет, — но он даже не знал, как она отреагирует на возвращение своего блудного сына. Может, и вовсе проклянёт и скажет, что не желает видеть, повторит в очередной раз, что мужчине в Эрроке не место?