Надежда Волгина - Заземелье [СИ]

— Слушаю тебя, — вновь заговорила я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно. Ни за что на свете не позволю ему догадаться о том, что испытываю в настоящий момент.

— Врач сказал, что состояние твое пошло на поправку, и разрешил забрать отсюда.

Еле сдержала усмешку. Забрать куда? Опять в тюрьму? Или на каторжные работы? Тоже неплохо, как вариант. Разговаривать охота отпала. Только и спросила:

— Когда?

— Прямо сейчас. Одевайся, жду тебя в коридоре, — Филипп кивнул на кровать. Только тут я заметила, что мне вернули мой уродливый халат. А это значило, что в тюрьму я вряд ли вернусь. Тогда, куда?

Филипп уже скрылся за дверью, а я какое-то время продолжала сидеть в кровати. Нутро сопротивлялось, кричало «не подчиняйся», а разум и интуиция спорили с ним в унисон, что если и дальше буду тянуть время, то сделаю, прежде всего, хуже себе. Терпение Филиппа не безгранично. Уже одно то, что пришел он за мной сам, а не прислал своего дикого братца, говорило о многом. Я даже примерно не могла предположить, куда он меня отведет. Из всех вариантов склонялась к самой первой келье, куда поместили меня по прибытии. А это значит, что завтра мне отправляться в подвал — к мегере Иване и запуганной Светлане. Господи. Как же я устала от всего этого! Почему не могу проснуться и понять, что всего этого нет?

Обуреваемая тоской и жалостью к себе, борясь с подступающими слезами, я заставила себя встать и облачиться в халат. На пороге в последний раз обернулась и окинула взглядом палату. Привыкнуть к ней я не успела, но покидала ее с тяжелым сердцем. Здесь я хоть почти все время была предоставлена самой себе. А что будет дальше?

Филипп ждал меня в коридоре. Во взгляде его проскользнуло нетерпение, но говорить ничего не стал. Молча направился вперед, сделав мне знак следовать за ним. Уже в лифте я догадалась, что везет он меня к себе.

— Я все еще твоя ублажительница? — спросила я, почувствовав, как краснею. Неизменно для меня это слово звучало слишком интимно. В него я вкладывала особый смысл, не очень приличный. И себя в этой роли точно не представляла, но отлично представляла Розу, например. И фантазия моя все время рисовала откровенные сцены, где она была главным действующим лицом. Вторым лицом, конечно же, был Филипп.

Лифт остановился, и дверцы бесшумно разъехались в стороны. Игнорируя галантность, Филипп вышел первым.

— Твоя комната та же, — только и сказал он, делая вид, что ничего не слышал минуту назад.

— Ты так и не ответишь мне? — загородила я ему дорогу. Он вынужден был остановиться и слегка попятиться от меня, словно я представляю из себя угрозу.

— Иди в комнату. Поговорим позже.

— Когда? — не унималась я, не отступая в сторону.

— Я приду через полчаса. А ты пока прими ванну.

Терпеть и дальше назойливую преграду в виде меня он не стал. Просто-напросто обошел меня и скрылся в своей комнате.

Сколько меня здесь не было? Я разглядывала комнату, утопающую в зелени. В ней ничего не изменилось. Скорее всего, жилиц тут новых не было, а вот чистоту кто-то поддерживал, судя по порядку, царившему повсюду. Когда я покидала ее, выглядела она несколько иначе. Сборы мои были больше похожи на бегство, да и Филипп подгонял ежесекундно.

У Агаты я провела почти две недели. А вот сколько проболела, даже примерно не представляла. Неделю, две?.. Странно, что Алексей так и не поговорил со мной. Догадались они что ли, что нас связывают дружеские чувства? Наверное, ему разрешали делать свою работу, только когда я была в беспамятстве. Но и факт самого беспамятства я уже подвергала сомнению. Что-то мне подсказывало, что в таком состоянии меня держали искусственно — поди вкалывали регулярно снотворное. Именно поэтому я спала без сновидений, не считая последнего короткого сна.

Ванну принимать мне категорически не хотелось. Я присела на кровать и терпеливо ждала Филиппа. Раз он сказал, что придет через полчаса, значит так оно и будет. Что-что, а педантичностью он выделялся во всем — начиная от манеры одеваться и заканчивая точностью исполнения данных обещаний.

Часов у меня не было, но я даже не успела глубоко погрузиться в раздумья, как дверь распахнулась без стука, и вошел Филипп. Он успел переодеться во все свежее — тоже черное, но другое, идеально отутюженное. Волосы его еще были влажными. Чистюля! Еле сдержала ухмылку. Надеюсь, ему не будет противно разговаривать со мной немытой.

Он не подошел к кровати — присел на гранитное ограждение большой клумбы, метрах в трех от меня. Интересно, что его смущает до такой степени? Чувствовала себя, как прокаженная, в капюшоне с прорезями для глаз и колокольчиком на шее.

— Ты сделала величайшую ошибку, сбежав от меня той ночью, — первым заговорил Филипп. Лицо его по-прежнему не выражало эмоции, словно я не достойна была ни единой из них, даже гнева.

— А у меня был выбор? — с вызовом ответила я, задрав подбородок. Страха и слез от меня он не дождется.

— Естественно. Мы бы пробыли там еще два дня и вернулись бы сюда. Чувствовала бы себя ты намного лучше…

— Для чего? — перебила я. — Для чего ты меня вывел на поверхность?

Я старалась говорить спокойно, хоть сильнее всего мне хотелось заорать на него, наброситься с кулаками.

— Тебе необходимо было набраться сил. Нужна была передышка.

— Ты сам себя слышишь?! — не выдержала и закричала я, вскакивая с кровати. — Передышка для чего? Чтобы потом продолжить высасывать меня? Или так меня на дольше должно было хватить?

Как он может до такой степени хладнокровно рассуждать? Будто речь идет не о чьей-то жизни, а о том, какой костюм ему выбрать на вечер.

— Я подслушала твой разговор, там, в доме. Именно это и подтолкнуло меня к побегу, — решила не таиться я. — Ты говорил обо мне так, словно я и не человек вовсе.

При этих словах, Филипп быстро взглянул на меня, то так же мгновенно снова отвел взгляд в сторону. К слову, всю свою тираду я произносила в пустоту, он на меня попросту не смотрел. Я ждала, что он хоть что-то ответит, но Филипп заговорил на другую тему:

— Где ты пряталась все это время? — спросил он и снова посмотрел на меня. На этот раз в его глазах светился интерес инквизитора.

Вот тебе раз! Что же получается? Что Савелий не раскрыл моего убежища? И коту ясно, что сделал он это не ради меня, да и вряд ли мне это хоть как-то помешало. Значит, он не хотел выдавать мать? Я задумалась. И как это его характеризует? Одно могла сказать с уверенностью, ему было не все равно, что с ней сделают. А наказание она могла понести и нешуточное. Ну тогда, благодарность мою он заслужил, хоть душа его и продолжала оставаться для меня потемками.

— А это имеет какое-то значение? — съехидничала я.

Хотелось хоть как-то его разозлить. Но старалась я зря — Филипп все так же спокойно ответил: